увидели. Эптар появился возле Бицилиса. Их окружило ещё несколько воинов. Меда видела, что муж о чём-то спорит с тарабостом. Поднявшийся ветер, раздувающий пламя пожара, донёс до неё слова Эптара:

— Нужно попытаться!

— Мне царь не велел покидать город, я с места не сойду! — крикнул в ответ Бицилис.

Эптар повернулся к одному из стоящих рядом воинов и что-то сказал. Несколько человек закивали. Бицилис махнул рукой, резко повернулся и зашагал прочь, скрывшись в дыму. Больше Тисса его не видела.

Эптар высмотрел их. От женщин и Дарсы его отделяла вереница людей, по очереди подходивших к жрецам за отравленным питьём.

— Меда! — закричал Эптар.

— Я здесь!

— Меда, мы попробуем вырваться! Идите за мной!

Андата скорбно покачала головой.

— Ничего не выйдет. Бесполезно это. Мукапор прав. Лучше уснуть…

Один из слуг, оставшихся с семьёй Сирма до конца, поднёс ей чашу с вином. Андата опустилась на колени перед младшим сыном.

— Выпей сынок. Сейчас попьём, глазки закроем и увидим нашего батюшку. Вот уж он тебе обрадуется, прямо к небу подкинет. Помнишь, как раньше?

Дарса молчал, глядя на мать расширившимися глазами.

— Не бойся, сынок, тут сладенькое. Не бойся. Будешь бояться, Залмоксис рассердится, скажет: «С таким именем и боялся».

Дарсас — «смелый» на языке гетов.

Крики, доносившиеся со стороны стены, где до сих пор кипел бой, становились всё громче. Тисса почувствовала запах палёного мяса. Ей показалось, что иссушенная жаром кожа начала трескаться.

Глаза её метались в панике, а ноги едва держали. На мгновение взгляд выхватил фигуру Мукапора. Жрец повалился на бок, на лице его застыла блаженная улыбка, глаза остекленели.

— Смотрите, люди! — раздался чей-то крик, — Мукапор уже вошёл в чертоги! Пейте, не бойтесь! Залмоксис ждёт нас!

Дюжина воинов затянула песню. Сев в круг и положив руки друг другу на плечи, они ритмично раскачивались. Один уже уронил голову на грудь, бессильно опустились руки, но воин остался сидеть. Товарищи и в смерти поддержали.

Несколько женщин сидели на земле и, не видя никого и ничего, укачивали на руках тела детей, которых яд убил раньше матерей.

— Меда! — Эптар расталкивал людей, пробираясь к жене, — Меда!

— Пей сынок, — поднесла чашу к губам сына Андата, — увидишь батюшку…

— Нет! — закричала вдруг Меда, — мы не умрём! У меня есть муж, он меня спасёт!

Она схватила брата за плечи и оторвала от матери.

— Эптар, мы здесь! — закричала Тисса.

— Меда, не надо… — слабым голосом позвала Андата, — не надо… Давай уснём…

— Нет! — кричала Меда.

Она тащила Дарсу и Тиссу к мужу. Дарса отчаянно извернулся, протянул руку к матери.

— Мама!

Андата закрыла лицо руками.

Эптар добрался до жены, схватил её за руку.

— «Красношеие» оставили западные ворота! Все на восточные лезут! Мы прорвёмся! Бежим!

Он потянул их за собой. Вокруг возникло ещё несколько воинов.

Что было дальше, Тисса почти не помнила. Дым жестоко ел глаза, было нечем дышать. Они бежали сквозь огонь. В голове крутилась единственная мысль — только бы не упасть.

Вот и ворота. Почти сразу за ними крутой склон, усеянный трупами римлян, павших в прошлых штурмах. Под стрелами даков «красношеие» не всех своих убитых смогли унести. Несколько тел все ещё лежали на склоне, скрытые в густой траве. Ждали падения города и погребения. Под стеной валялось несколько поломанных лестниц. Из земли торчали сотни, тысячи стрел.

— Бегите к лесу! — закричал Эптар, — все к лесу!

Но как и куда убежишь, когда город уже месяц в кольце осады…

— Римляне!

Тисса увидела летящих на них всадников. Эптар оттолкнул жену и перехватил фалькс двумя руками.

— Беги!

Тисса споткнулась и выпустила руку подруги. Поднявшись, она уже не видела её. Вообще ничего не видела, перед глазами всё размазано, будто девушка кружилась в бешеном хороводе.

Рядом бежали ещё люди. Мимо промчался всадник, сверкнула молния и во все стороны брызнули рубиновые капли. Тисса не успела понять, что случилось. Она снова споткнулась. Поднимаясь, обернулась и увидела, как Эптар перебежал дорогу перед скачущим на него римлянином, уходя из-под его удара, и взмахнул фальксом. Римлянин раскинул руки, будто крыльями взмахнул. Повалился навзничь. Эптар что-то закричал, но в следующее мгновение мимо него пронеслась ещё одна тень, он охнул и рухнул на колени.

Завизжала Меда. Тисса повернулась на голос и увидела, как волосы подруги наматывает на кулак какой-то скалящийся здоровяк в бурой от крови кольчуге. Дарса куда-то пропал. Последнее, что девушка помнила — напирающий прямо на неё грудью рыжий конь и резкая боль, перечеркнувшая лицо и бросившая её в спасительные объятия тьмы…

* * *

Она надолго замолчала. Бергей терпеливо ждал. Наконец, Тисса продолжила рассказ.

— Очнулась, лицо пылает. Пошевелиться боюсь, да и руки-ноги еле-еле чувствую. Притворилась мёртвой и до ночи там лежала, потом к лесу поползла. Что потом было, плохо помню. Крови много потеряла. Датауз меня подобрал и выходил. Теперь вот здесь…

Тисса провела рукой по уродливому шраму, пересекающему лицо, горько усмехнулась:

— Думала, на такую «красавицу» не посмотрит никто, да ошиблась… Стольким уже ублюдкам женой стала… Со счета сбилась… Может, непраздна уже… Каждый день к себе прислушиваюсь, тело будто не моё.

Бергей не нашёл, что ответить и отвёл глаза. Тисса следила за ним, у неё дрожали губы.

Юноша с усилием провёл ладонью по лицу.

— А мои? Ты знаешь, что сталось с ними?

— Нет. Меда, наверное, жива. Скорее всего, ту же чашу, что и я испила. Теперь знаю, что надо было другую… Мукапор не соврал. Тем, кто его вино выпил, сейчас много лучше. Ни боли, ни страданий… Я уж сто раз прокляла себя за малодушие. Сто раз думала петлю сплести, а все живу… Да и примет ли меня теперь Залмоксис?

Бергей молчал, не зная, как задать самый главный мучавший его вопрос. Ему казалось, что Тисса будет в полном праве плюнуть ему в лицо, за то, что он думает лишь о себе, даже не задержав в памяти весь тот ужас, который она ему поведала. Все же решился.

— А Дарса?

— Я спрашивала Датауза. Он тут появился ещё до того, как Сармизегетуза пала. Какую-то запруду строить их пригнали. Никто не знает, зачем. Так он был среди тех, кто хоронил побитых наших. Я спрашивала его, он сказал, что среди убитых снаружи, у западных ворот, не было детей.

Сердце Бергея забилось часто-часто.

«Среди убитых не было детей».

— Так может, он жив! — едва не закричал Бергей.

— Я не знаю… — прошептала