Следующие полчаса мы почти не разговаривали, перемещая содержимое пакета в желудки, и лишь изредка обменивались короткими замечаниями, суть которых сводилась к восхвалению кулинарных и иных достоинств Ларочки.

Наконец я понял, что больше не в состоянии запихнуть в себя ни кусочка. Со словами «кажется, я наелся» я откинул спинку сиденья и блаженно вытянулся, найдя в себе силы лишь для того, чтобы пробормотать:

– Только не говори, что мы сейчас же, немедленно должны куда-то мчаться. Все ресурсы моего растущего организма сосредоточены в районе желудка.

– Не скажу, – хохотнул Чехов. – Можешь даже немного вздремнуть. Откровенно говоря, не знаю, когда мы двинемся с места, но интуиция мне подсказывает, что короткий послеобеденный сон тебе обеспечен.

Полуприкрыв глаза, я лениво провожал взглядом своих коллег, только что сдавших смену и сейчас то и дело выныривающих из переулка. Быть увиденным я не опасался – через в меру затонированные стекла машины в лучшем случае можно было разглядеть лишь количество человек, но не их лица. Поймав себя на том, что рассматриваю коллег с чувством сомнительного превосходства, я устыдился и закрыл глаза.

– Скоро вернусь, – тихо сообщил через некоторое время Чехов.

Я буркнул сквозь сон, что он может не торопиться, и вернулся к созерцанию дивной картины с эротической окраской, занимавшей на данный момент все мое воображение.

Еще через несколько минут Чехов вновь отвлек меня, хлопнув дверцей и угрюмо сообщив, что Коля Кругленький так нигде и не объявился.

– Жаль, – вежливо пробормотал я, увлеченно реконструируя нарушенное грубым полковником эротическое сновидение.

– Смотри-ка, как на работу ездят! – воскликнул Чехов. – Эй, док, с друзьями поздороваться не желаешь?

Сновидение ускользнуло окончательно, а я, недовольно ворча, разлепил веки. Из переулка выворачивал черный «росинант» Катиного «брата».

Я затолкал подальше страстное желание немедленно оказаться в пылких объятиях Кати, причем все равно на каких условиях, пусть даже после этого меня отвезут на городскую свалку в остывающем виде, как больше ни на что не годный экземпляр.

– Надо же, опять не дождались, – сочувственно качнул головой Чехов.

– Так что, едем? – процедил я сквозь зубы. Мечты о черноволосой ведьмочке так удачно наложились на остатки волнующего мужскую сущность сновидения, что уходить никак не желали.

– Нет еще, – Чехов вздохнул. – Ты спи, спи.

Уяснив, что ждали мы совсем не Катю и ее сомнительного родственника, я ощутил некоторое облегчение, но заснуть уже больше не смог. В бардачке обнаружилось несколько юмористических довольно остроумных журналов, за изучением которых незаметно пролетело более двух часов. К этому времени меня утомили даже занимательные журналы. Чехов беспрерывно курил, то и дело сокрушаясь, что Кругленький уже, возможно, нашелся, а он, Чехов, не может покинуть машину, чтобы сделать еще один распоследний звонок, потому что любой момент может стать для нашей «засады» решающим. Он так достал своим нытьем, что терпение мое лопнуло окончательно, о чем я тут же сообщил надутому как индюк полковнику.

– И вообще я желаю в туалет, – закончил я свой пространный монолог.

– Терпи, что поделаешь, – примирительно сказал Чехов.

– Не могу больше терпеть.

– Не можешь терпеть – носи памперсы!

Тогда я пригрозил, что если он тут же не соизволит подвезти меня к ближайшим платным удобствам, я сделаю свое черное дело прямо тут, в машине.

– Да запросто! – развеселился полковник. – Мне-то все равно, я ко всему привычен, да и нос как нельзя кстати заложен. А Лариса спросит, кто это ее машину обгадил, – так и скажу: это, мол, симпатяга доктор, который тебе так приглянулся.

– С чего это ты взял, что я ей приглянулся? – поинтересовался я недоверчиво.

– Может, у меня и больной желудок, но со зрением пока все в порядке. Я же видел, как она на тебя смотрела.

– Да? – я немного подумал. – Ладно, потерплю.

Прошло еще несколько томительных минут. Какого черта мы тут сидим? А действительно, какого черта, и почему я раньше не догадался об этом спросить? Видимо, усвоение пищи отнимает у меня гораздо больше сил, чем можно было предположить, – кровь приливает к желудку, мозг, соответственно, недополучает кислород.

– Николаич, а какого черта мы вообще тут сидим? – озвучил я мысль, терзавшую меня последние две с половиной секунды.

– Уже дождались.

Я встрепенулся, окинул взглядом окрестности, но, кроме Колобка, быстрым шагом выходящего из Большого Палашевского переулка, никого не обнаружил. Следовательно, наш «клиент» Крутиков? Меня это запоздалое открытие неприятно удивило. Крутиков хотя и вел себя как-то странно во время последнего разговора, но на то у него могли быть свои, вполне объяснимые причины. Однако сейчас Колобок, которого до сих пор я считал вполне нормальным парнем, повел себя тоже немного странно, если не сказать больше. Вместо того чтобы отправиться своим обычным маршрутом – на станцию метро, он, не снижая скорости, вылетел на дорогу, едва не угодив под колеса «Волги».

Мысль о том, что жизнерадостный тезка решил покончить жизнь самоубийством, вконец пресытившись однообразной работой в нашем дорогостоящем санатории, я отверг сразу. Кто, как не я, привез ему на днях сразу двух самых настоящих пациентов?

Между тем «Волга» ловко увернулась от таранящего ее Колобка и остановилась. Не успел разъяренный водитель – а в том, что он был разъярен, я ничуть не сомневался – предпринять что-нибудь подходящее сложившейся ситуации, Колобок в мгновение ока дернул дверцу и вкатился внутрь. Как и чем он «загрузил» водителя, оставалось только догадываться, но через минуту «Волга» спокойно удалилась, увозя при этом Колобка.

– А ты говорил! – удовлетворенно произнес Чехов, не посчитав нужным уточнять, что именно я говорил и по какому поводу.

– Ну что же ты, – прошипел я, – потеряем же!

В принципе мне было безразлично, кого преследовать. Колобка так Колобка. Главное, что томительное ничегонеделание закончилось, и меня уже охватывало нетерпение в предвкушении погони.

Чехов был более высокого мнения о своих охотничьих инстинктах.

– Не боись, никуда не денутся, – самоуверенно заявил он, заводя двигатель.

Они действительно никуда не делись. Держась от «Волги», которая как будто бы никуда и не торопилась, на довольно приличном расстоянии, что все время заставляло меня нервничать, мы нестерпимо долго колесили по городу, пока не вывернули на Первую Мытищенскую и окончательно не остановились недалеко от ворот Пятницкого кладбища.

Чехов присвистнул.

– Вот так да! Он что, неожиданно решил почтить память предков?

– А до этого так спешил поймать тачку, что едва не отправился к ним собственной персоной? – усомнился я.