разглядеть зачатки скорби большего масштаба: ведь тогда я мог бы разрабатывать лекарства от болезней или лечить пациентов. Вместо этого я разрисовывал меловые доски диаграммами и уравнениями, пытаясь по кусочкам объяснить, как природа раскрывается в геометрии. Но тогда я даже не видел – и тем более не осознавал, – какие последствия будет иметь такое масштабирование.

Притупилась ли моя боль благодаря тому, что я сделал шаг назад и посмотрел на себя скорбящего со стороны? Да, немного. Такой взгляд, в общем, несколько облегчил мои страдания по поводу невыбранных дорог. Что бы я ни делал, моя карьера все равно рано или поздно завершилась бы, к тому же есть профессии, расставание с которыми приносит гораздо больше сожаления, нежели расставание с сорокалетней карьерой преподавателя.

Сделаете ли вы в своей жизни лучший выбор, чем я? Я этого не узнаю, но вы – непременно.

6. По ту сторону

Сияющая смелость доброты.

Джуда Перл

Как мы уже видели, понимание геометрии может помочь перенаправить наше восприятие, чтобы притупить невыносимую остроту скорби. Но закончим мы движением в ином направлении. Вместо того чтобы создавать проекции в различные подпространства наших ощущений, мы создадим проекцию в пространстве наших поступков. И также применим к ней масштабирование.

Прежде всего необходимо обратить внимание на индивидуальные различия. Когда мои родители умерли, сперва меня парализовала боль. Едва боль немного утихла, я стал то и дело получать удары наотмашь: когда, увидев что-то, что могло заинтересовать маму или папу, я уже начинал думать, как расскажу им об этом, и вдруг понимал: «Погоди, они же мертвы». Когда такие мысли перестали приходить ко мне на каждом шагу, я принялся заполнять огромные лакуны, оставшиеся в моем мире после ухода родителей. Но тут мама с папой стали являться ко мне во сне. Даже теперь они мне иногда снятся, обычно в каких-то обыденных ситуациях: то мы совершаем короткую поездку куда-нибудь, то я помогаю маме на кухне, то работаю с папой в мастерской. Просыпаясь, я заново осознаю, что их больше нет, и меня захлестывает краткая, но жгучая волна скорби, обычно сопровождаемая серией досадных ругательств.

Моей сестре Линде тоже снятся мама и папа, но она всегда просыпается радостной, ведь для нее такие сны – это способ повидаться с ними. Линда почти на два с половиной года моложе меня. У нас с ней много общего; мы оба стали преподавателями. Но мы совершенно по-разному реагируем на сны о наших покойных родителях. Вывод: нельзя ориентироваться на свои чувства, чтобы судить о чувствах других людей. Будьте беспристрастным наблюдателем.

Когда вы теряете близкого человека, окружающие из лучших побуждений могут сказать вам слова, которые вас расстроят или заденут. Большинство людей в такой ситуации способны произносить лишь банальности. Ненадолго спроецируйте себя в пространство поступков: даже если чьи-то слова вам не нравятся, будьте снисходительны. Им было бы больно услышать, что́ вы ощущаете на самом деле, поэтому постарайтесь сделать так, чтобы они почувствовали себя лучше. Конечно, скорбите именно вы, но обратите свое внимание вовне и помогите людям, пытающимся вас утешить. Если вам принесли еду, похвалите человека за заботу. Отчасти это вас отвлечет, но в целом вы почувствуете себя лучше, потому что помогать другим всегда приятно.

(Когда я говорю с человеком, только что потерявшим кого-то из близких, то всегда спрашиваю, могу ли я чем-нибудь помочь. Понаблюдайте и поймите, в чем человек нуждается. Я могу выполнить какое-то поручение? Позвонить куда-нибудь? Всегда лучше предложить что-то конкретное. А потом спросите, не хочет ли он рассказать что-нибудь о покойном. Возможно, всё это не поможет. На предложение помыть посуду он скажет: «Как ты можешь думать о посуде в такое время?» А просьба рассказать о покойном вызовет в ответ рыдания. Вспомните всё, что вы знаете о скорбящем человеке, чтобы понять, в чем он нуждается, а если не угадали, будьте готовы принять последствия своих действий.)

Скорбь дарит нам возможность спроецировать себя вовне, в поступки, которые могут помочь другим людям. Я привел в пример маленькие шажки, но даже они отчасти объясняют, почему групповой отбор способствует тем действиям, которые мы можем предпринять для переустройства своей жизни после утраты. Можно ли масштабировать эти скромные шажки? Существуют ли какие-то большие шаги?

На самом деле, иногда скорбь дарит нам возможность для совершения невероятно прекрасных поступков. Мои дедушки, бабушки, папа и мама умерли, и это были ужасные утраты. Но в сто раз хуже, когда родители теряют ребенка. У меня нет детей, поэтому я никогда не испытаю этого на себе. Скорее всего, я даже не могу представить себе чудовищную боль, когда ребенок погибает от болезни или в результате несчастного случая, а тем более в результате убийства или покушения. Сам вид такой скорби парализует, пусть даже я смотрю на нее лишь со стороны: я никогда не дарил любовь своим детям и не смогу узнать, каково их потерять. Но я могу представить, хотя и опосредованно, глубину подобного страдания.

Джуда Перл – гениальный ученый в области информатики; он разработал теорию каузального исчисления, описанную в его книгах «Каузальность» и «Почему? Новая наука о причинно-следственной связи»[130]. Помимо прочего, каузальное исчисление объясняет загадочный клубок вычислений, называемый в статистике парадоксом Симпсона. Сын Джуды Перла, журналист Дэниел Перл, был похищен и убит в Афганистане в 2002 году. В ответ на это чудовищное, самое страшное событие, какое только может случиться с родителями, Джуда, его жена Рут, их родные и друзья создали Фонд Дэниела Перла, который способствует межкультурному взаимопониманию. Перед лицом столь невероятного зла это самый героический ответ, какой я могу себе представить.

В январе 2009 года ныне покойный кинокритик Роджер Эберт написал в своем дневнике, что он никогда не плачет во время грустных эпизодов в кино, зато плачет, когда показывается победа добра, в моменты душевного подъема, как он это называл, «возвышения»[131]: «Меня трогает великодушие, сочувствие, храбрость и способность человека надеяться». В поступке Джуды и Рут вполне проявились все эти качества, и, когда я прочел об этом, у меня зачесались глаза, в горле появился комок и участилось дыхание. На следующий день, когда я кормил уличных котов, живущих в нашем дворе, меня сразила сила поступка семьи Перл. Я сел на ступени крыльца и зарыдал. Даже сейчас мне эмоционально трудно писать о сделанном ими выборе: столкнувшись с абсолютным ужасом, они решили прославить «сияющую смелость доброты» в жизни своего сына[132].

Я не смогу описать путь, который привел семью Перл к такому