Однажды давно я покупала диски с фильмами. Девочка-продавщица, молодец, мало чего посмотрела из того, что продавалось, но, глядя на картинку на обложке, бойко пересказывала содержание, как маленький ребенок, который читать не умеет, а делает только вид и, раскрыв книжку «Колобок» вверх ногами, серьезно рассказывает, что вот мячик с глазками и все лесные звери пойдут играть в футбол. А у меня в тот день был день рождения. В моей жизни почему-то всегда не удавались именно дни рождения. Или потому, что мне приходилось самой их организовывать и я плохо соображала к вечеру, когда собирались гости, или он просто был унылым, постылым и я только нервничала в этот день или даже плакала. Словом, тогда я решила все опять взять в свои руки и для борьбы с унынием в этот день посмотреть хорошую комедию или мелодраму. То есть посмотреть какой-нибудь не очень серьезный фильм с очень счастливым, радостным финалом. И так вот отпраздновать свой день рождения — кусок маминого яблочного пирога, чай и хороший фильм. И поплакать в конце от радости. Но судьба в тот раз решила сделать мне подарок и без фильма: в магазин следом за мной вдруг зашел какой-то чудной юноша лет двадцати, а то и старше, легкий, с милым прозрачным лицом, длинными волосами почти до плеч, при этом зачесанными назад и заправленными за уши, очень аккуратный, очень, видимо, мамой любимый, в тщательно выглаженной, чуть большой на него голубой рубашке с короткими рукавами, в опять же тщательно отутюженных серых брюках. Он был такой чистенький и даже нарядный, каким может быть только мальчик, идущий в первый раз в первый класс. Но только подросший. Мне тогда показалось, что мальчик странный или, как говорят мои знакомые, немного не в себе. Думаю, что он как раз был именно в себе, абсолютно весь в себе. Их, этих людей, называют по-разному, аутистами, например. Особенные люди, как их еще называют, саванты. Совсем в себе.

Юноша осторожно подошел к прилавку, подождал, пока девочка перескажет мне сюжет очередного триллера, выдавая его за веселую комедию со счастливым трогательным финалом, и вдруг положил ладонь на середину стеклянной стойки-прилавка. Узкую ладонь с длинными ухоженными нежными пальцами. Он постоял, помолчал, и я помолчала, и девочка-продавец. И он вдруг сказал с усилием:

— А вот… если… ангелы…

Девочка уже открыла рот ответить, но я, подгоняемая знакомым сквознячком в локтях, предшествующим особенным событиям в моей жизни, просто шикнула на нее тихонько, потому что начиналось. Начиналось то, зачем, как мне кажется, я и родилась на этот свет. Начиналось то, что я без памяти люблю — на наших с девочкой глазах сплетались беглые мысли и свежие впечатления, сила воображения, чувства, запахи, зрительные образы — и все превращалось в тоненькую тихую нежную мелодию.

— А вот если ангелы… — сказал опять Юноша, мягко убрав руку, и мы как загипнотизированные следили за этой рукой. Он сложил пальцы в кулачок и прижал его к груди, чуть пониже горла. Он тесно сжал кулачок, вдруг замолчал и смутился — девочка посмотрела на него с недоумением, уставшая и равнодушная, как будто продавала селедку на вес. Я испугалась, что Юноша сейчас уйдет, и все. Я так испугалась, что сейчас мы с девочкой все испортим, что легко-легко тронула его за плечо.

— Ангелы… Они… Да. Что? — на его же языке осторожно, тихо, почти шепотом спросила я.

— Да, — закивал Юноша обрадованно и покомкал воздух в своем кулаке на груди, поводив при этом пальцами так, что забегали острые косточки, — вот если фильм про ангелов… — Он опять обернулся к равнодушной девочке: — У вас есть фильмы про ангелов? Вот про ангелов, — повторил он.

Именно так Юноша и сказал и, помешкав, опять почти про себя повторил:

— Вот про ангелов…

— У нас? — девочка озадаченно приложила лакированный сверкающий когтик указательного пальчика к нижней капризной губе. — Ну не знаааю…

— «Город ангелов», — стала я перечислять лихорадочно, как на брейн-ринге, — еще… «Ангел А»! Еще… еще «Майкл»! И «Небо над Берлином»! И «Амели»! Конечно, «Амели»! Ищите, девушка. Я тоже возьму эти фильмы.

И пока девушка искала и выкладывала диски перед нами, юноша повернулся ко мне, очень высокий, нескладный, угловатый и очень красивый, и, не разжимая своего кулачка, доверчиво спросил:

— А вот если ангелы… — и замолчал.

Я терпеливо ждала. Мне так было хорошо в компании этого Юноши, так спокойно и тепло, я чувствовала за него такую ответственность, что готова была сейчас же броситься на любого, кто помешает ему сформулировать терзавший его трудный вопрос.

— А вот ангелы…

Юноша говорил медленно. Ему тяжело было говорить. Вслух.

— Да, — согласилась я. — Бывают.

Нельзя было говорить «думаю, да» или «как мне кажется, да». Чтобы у юноши не было никаких сомнений в том, что это так и есть.

— Конечно, бывают, — подтвердила я, стараясь быть абсолютно спокойной и убедительной.

— Они… хорошие? — Юноша нахмурил брови и разжал кулачок. Он поправил упавшую на глаза прядку длинных волос и опять сжал руку в кулак. — Может, они… есть?

— Да, — уверенно и спокойно ответила я, — да. Они есть.

— Дааа?.. — Юноша счастливо и облегченно выдохнул, добавив: — Я. Специально. Пришел. Спросить. Еще там, — Юноша показал кулачком куда-то за витрину, где была улица, — морочил голову. Я морочил голову ей…

Я поняла, что Юноша ходил еще в какой-то магазин, и там кому-то не хватило терпения, и ему сказали: «Не морочь голову».

— А тут. Сказали. — Юноша как будто устал говорить.

— Да-да, — так же тихо и осторожно, как и я, откликнулась девочка-продавец, положив на прилавок стопку дисков.

Юноша повернулся всем корпусом к девочке, взгляд его упал на диск.

— «Майкл», — объяснила я. — Он — ангел, он говорил: «Научитесь смеяться».

— Зачем? — спросил Юноша и покачал головой.

— Это путь к истинной любви — так он сказал.

— Путь. К любви, — повторил Юноша.

— Им разрешено только двадцать шесть визитов, — прошептала я.

— Кому? — спросила девочка-продавец.

— Он сказал, что он писатель, — продолжала я, глядя Юноше в глаза.

— Кто? — спросила девочка-продавец.

— Писатель. И что он написал? — спокойнее и ровнее заговорил Юноша.

— Восемьдесят пятый псалом, — ответила я.

Юноша вдруг неловко рассмеялся. Так, как будто смеялся впервые в жизни. И лицо его еще не умело участвовать в этих новых для Юноши чувствах. Он взял диск и, счастливо зажав его в руке, не попрощавшись, глядя перед собой и о чем-то глубоко размышляя, медленно пошел к выходу.

— А… э… — воскликнула было девочка. Но я шепнула ей:

— Чшшш… Я уплачу, не кричи.

Я быстро уплатила за диск и побежала за Юношей следом. Я вдруг почувствовала, что просто так нельзя его отпустить одного, такого беззащитного, что его надо отвести домой. Но Юноши нигде не было. Никто из скучавших у входа его не видел, на мои вопросы пожимали плечами и отрицательно мотали головами, в соседних магазинах его не оказалось…