Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь тут все завозят из Турции: стройматериалы, сантехнику, тряпки. А туда ежевечерне закатывают солнце – на мойку или техобслуживание.
Впрочем, мальчик в маленьком кафе все так же пересчитывает пирожные.
Грузинки с грубоватыми лицами волокут блюда с горами нарезанных на полосы лавашей, как охапки дров.
На балконах по-прежнему безмятежно сушатся хозяйские портки, только теперь это джинсы.
В заложенную кирпичами стену ведут заросшие травой каменные ступени, по которым с полвека никто не ходил, кроме разве привидений, но их в Тбилиси отродясь не водилось.
Грузины все так же элегантны. Ну, например: жеваные серебряные штаны, черные лаковые туфли, розовая футболка.
И в пустом переулке на каменной тумбе с тех еще времен сидит овеваемый вечностью толстяк. С таким видом, точно эту же густо сваренную коричневую вечность и отхлебывает маленькими глотками из чашечки, что держит в своей большой руке.
В Батуми нас поселили в гостинице, которая считается четырехзвездной – видимо потому, что на фасаде не поместилось пятой звездочки. Когда постоялец пытается открыть дверь, то латунная ручка чаще всего остается у него в кулаке. А пластиковая ванна качается, так что стоять в ней, принимая душ, приходится как в лодке. Хорошо, что я умею плавать.
Новое эфемерно. Зато недостроенная бесконечная колоннада возле порта производит впечатление, что здесь возводят античные руины.
Впрочем, гостеприимство дошло до той степени сытости, что у форелей только выковыривают глазки.
А в тбилисском горбатом переулке, где на крыше помятого автомобиля лежала кошка, мне улыбнулась маленькая грузинская красавица лет десяти.
...
Тифлис – Кутаис – Батум 17–26 июля 2008
Веселый город Стамбул.
Где пароходики перекликаются на Босфоре, как муэдзины.
Где рыбный рынок я узнал по запаху прежде, чем увидел его.
Где тут и там поверх византийских кирпичей расползлось оттоманское барокко.
Где у половины турок русские деревенские рожи.
Где торчит в небо пиками минаретов поправшая останки дворца Константина Великого пятиярусная громада Голубой мечети с чаячьим птичьим базаром на куполах, откуда те несколько раз в день взмывают тучей, вспугнутые гнусавыми воплями муэдзина.
Где в углу всякого ресторанчика или кофейни непременно сидит за отдельным столиком седовласый турок и ничего не делает, а только говорит по мобильному телефону или пьет из приталенного стаканчика чай, услужливо подаваемый молодым официантом.
А другие такие же в вечном одиночестве скучают среди своих ковров в бесчисленных уличных лавках.
И на старинных портретах местные художники изобразили множество султанов с сонными глазами, но главным образом их тюрбаны, похожие на пышные белоснежные тыквы, заполняющие бóльшую часть полотна.
Веселый город Стамбул…
...
31 октября – 4 ноября 2008
Старость – это когда место у бассейна делается привлекательней моря.
Теперь-то я понимаю, что коммунизм – это “all inclusive” плюс кондиционирование всей страны. Пропуском в рай служат здесь розовые резиновые браслетики со значком отеля, которыми окольцованы постояльцы. Вход обозначен колоннадой из шести пальм с плетеными, будто обитыми дранкой стволами – точно кто-то задумал украсить портиком, да не собрался оштукатурить и распустил рабочих.
Занятия поэзией подразумевают известную праздность. Приходится часами созерцать бесконечно тонкую линию горизонта, прерываемую лишь полосатыми зонтами пляжа, крошечными силуэтами яхт да кривоватым стволом пинии на оконечности мыса.
В полпятого официант выносит к бассейну поднос с бисквитами, и купальщики кучкой сбиваются вокруг него, как цыплята к птичнице с кулем пшена.
В шезлонге грела на солнышке костяные ноги ветхая крючконосая немка с каркающим голосом. И я догадался, на каком языке стращала Иванушку Баба-яга.
Со стороны бассейна залетает дачное цоканье пинг-понга и обрывки ленивого разговора. «С женщинами как в шахматы: взялся – ходи. Особенно на курортах».
Выпивка тоже входит в оплату, и на русских, с их питейными способностями, в гостинице слегка косились. Но приехали норвежцы, и русские сделались милей в глазах бармена: эти и вовсе уж не отлипали от стойки.
…На небе, как на фотоснимке в ванночке, постепенно проявлялась луна. И на балконе третьего этажа сама с собой танцевала девушка. В такт музыке, долетающей из летнего ресторана.
...
Бельдиби Сентябрь 2001
Я отворил ставни, и Рим зарычал на меня зарулившим в улочку автобусом. Точно зверя выпустили из клетки в узкий проход на арену.
Античные обломки вперемешку с мотоциклами.
То и дело наталкиваешься на очередную мраморную ступню бывшего императора.
Или на Дискобола – в те времена их тут копировали для каждой виллы, вроде нашей девушки с веслом для парков культуры.Взявшись за руки, мы бродили по кирпичному Риму.
Ссаженный со своего золоченого коня Марк Аврелий с растерянным мужицким лицом висел за толстым стеклом реставраторской на широких ремнях. Конь с дырой в спине стоял тут же в станке, как если б его взялись обучать рысистому бегу.
Каменные резные ящики приглашали не то принять ванну, не то лечь в гроб.
Женственная римлянка, чьи мраморные губы мягкая улыбка тронула семнадцать веков назад, глянула в мою сторону, но не поправила выбившийся на лоб из прически мраморный завиток.Со временем все императоры слиплись в одного, с оббитым носом, вперившего в вечность наглые каменные глаза.
И мы пошли туда, где шаловливые наяды облюбовали фонтан, подставив круглые попы струям.
Оперный толстячок продавал на углу розы цвета пармской ветчины.
За столиком в кафе молодая американка что-то кричала в мобильный телефон феминистским резким голосом, непригодным для любви.
Местная красавица, страшно вывернув веки, подкрашивала глаза.
Старик с лицом веласкесовского Иннокентия X коротал время за кружкой пива, нетерпеливо выбивая пальцами какой-то католический мотивчик. Наконец ему принесли пиццу величиною с колесо, и он принялся пилить ее сразу по всем направлениям, змеясь улыбкой.
Официанты, сгрудившись у стойки, обсуждали футбол. Итальянская речь сыпалась из них, как из прохудившегося словаря.Музеи были набиты картинами, как лавка антиквара. Жуткий мемориал королю-освободителю терпеливо ждал, когда время разрушит его мраморную чепуху и обратит в благородные руины. Святая Тереза который век переживала запечатленный скульптором оргазм.