В июне 1993 года Элизабет исполнилось тридцать. Дейв сделал ей подарок: билет на рейс до Мауи, где он участвовал в смешанном профессионально-любительском турнире. Среди спонсоров был один из ее клиентов, так что босс сказал ей взять с собой ноутбук, демонстративно проверил и перепроверил, в каком состоянии текущие дела, и объявил, что отправляет Элизабет в рабочую командировку. «Мне нравится эта работа, – написала она. – Теперь меня отсюда и тягачом не вытащить».

Каждый раз, когда Элизабет писала о своей работе, Кейт казалось, что она читает дневник какого-то совершенно другого человека. Разработка дизайна логотипов и рекламных объявлений стала ее манией, идеей фикс. Столь же трепетные чувства переживала сама Кейт и ее друзья по кулинарной школе в отношении редких ингредиентов. Дневник был полон такими, например, деталями, как форма рекуррентного геометрического мотива, выбор шрифтов и цветовых решений. Она никогда не говорила об этом вслух.

Хотя Дейв и бывал на Мауи не раз, с Элизабет он вел себя как турист. Они занимались бодисерфингом в Лахайне и любовались закатом с вершины вулкана Килауи, каменистый лунный ландшафт которого подсвечивался оранжевым. На плантации сахарного тростника они жевали сладковатые волокнистые стебли, напоминавшие засахаренную спаржу, – чтобы похвастать потом перед знакомыми. Все ее страхи перед совместным путешествием – что непривычная близость вызовет приступ клаустрофобии или она попадет на оргию гольфа – оказались беспочвенными. Дейв не докучал ей своей компанией и оставлял время, чтобы она могла побыть наедине с собой. И даже приняв участие в турнире, он не ушел в него с головой.

Вечером в день рождения он повел Элизабет в ресторан, помещавшийся в здании бывшего склада на территории старой ананасовой плантации. Они пили фруктовую «Маргариту», когда он положил на столик бархатную коробочку. У нее даже сердце запнулось.

«Первая мысль: «О нет!» А потом вереница картин: счета по ипотеке, испачканные подгузники, скука… Но когда я подняла крышку, то увидела пару чудеснейших брильянтовых сережек, аккуратные маленькие восьмиугольники, искрившиеся отраженным светом свечей. На карточке было написано: «Ты – моя скала».

Кейт услышала шаги за спиной, потом на плечо ей легла рука.

– Привет. – Крис прошел мимо дивана по пути в кухню.

– Ты сегодня рано. – Она положила дневник на колени. – Меня сегодня птицы разбудили. Как из фильма Хичкока.

Он почесал голову и потянулся к шкафчику с посудой.

– Кофе уже готов?

Кейт взглянула на стол, где ставила обычно кофейник.

– Нет. – Она так увлеклась чтением, что позабыла обо всем остальном.

Крис вытряхнул из фильтра бурую массу и налил в кофеварку воды. Солнце за окном уже осветило лужайку.

– Ты что так рано? – спросила она.

– Надо написать кое-что о Юго-Восточной Азии. – Он потер лицо. – Есть один отель, который вроде бы собираются выставить на продажу.

Крис открыл холодильник, достал стаканчик йогурта, добавил пригоршню свежей черники из картонной коробки и, держа ее перед собой, как только что полученный подарок, прислонился к столу и, похоже, ушел в какие-то свои мысли.

В свое время его предложение руки и сердца застало Кейт врасплох. Они были вместе меньше года. В тот вечер – как и в большинство других – Кейт работала в ресторане; когда шеф вошел в кухню с приготовленным ею крем-брюле, она подумала, что ее творение не пришлось по вкусу кому-то из посетителей.

– Ты только посмотри на это! – Он недовольно ткнул пальцем в развороченную глазурь.

Кейт нахмурилась, забрала у шефа тарелочку и только тогда увидела выступающий из карамели краешек бриллиантового колечка.

В то же мгновение ее видение собственной жизни трансформировалось в нечто столь же безупречное, как и крем-брюле с ровной и гладкой корочкой карамели: трещинки ее свободного времени заполнились единением душ, пустые уголки ее скромной квартиры заняли его вещи. В отличие от Элизабет, у Кейт замужество не ассоциировалось автоматически с детьми, долгами и пригородом, но даже в противном случае все это не выглядело бы таким уж нежеланным. Она думала лишь о том, что они будут жить вместе, вдвоем строить планы и откладывать сбережения, а остальное случится потом, шаг за шагом и в свое время.

Крис ел йогурт с черникой, все так же глядя в пространство и думая, наверно, о далеких отелях. Ее так и подмывало открыть дневник, но, конечно, это было неприлично.

– Я подумала… дети с удовольствием прокатились бы по полуострову в джипе.

Крис посмотрел на нее как человек, только что пребывавший в сомнамбулическом сне. Он явно не слышал, о чем она спросила.

– Прокатиться с детьми по полуострову, – повторила Кейт. – В прошлом году им понравилось.

Крис кивнул. Она видела, что он уже высчитывает, сколько времени ему нужно, чтобы закончить работу, и какая часть этой работы абсолютно необходима, а какую можно сократить. Крис хотел поехать с детьми, но его время принадлежало не только ему одному. Так они договорились, и договор требовал жертв.

– Хотя можно отложить и на другой день, – добавила Кейт. Поездка без мужа выглядела куда менее привлекательной. С ним и веселее, и легче. Такова экономика воспитания: когда родителей двое, каждый может расслабиться наполовину. А каково тем, кто один? Приходилось ли Дейву Мартину выкладываться на все сто? Чувствовал ли он себя когда-нибудь полностью отдохнувшим?

– Нет, давай сегодня во второй половине дня, – сказал Крис и прошел в спальню, где его ждали ноутбук и кейс.

1 января 1994 года

Тренер Дейва закатил пирушку в «Хилтон Хед», и мы полетели туда. Там собрались шишки мирового гольфа, включая администратора из «Тайтлист», считающего, что Дейву нужно отказаться от участия в турнирах и перейти на работу в их компанию. Производство, тестирование, продвижение – занимайся, чем душа пожелает. Мы оба изрядно набрались, и, когда в какой-то момент оказались вдвоем в углу, я предложила уйти пораньше. Дейв невесело рассмеялся. «Ты что, разговаривала с моим отцом?»

Через какое-то время его обычное настроение вернулось, и я снова увидела веселого и общительного Дейва; отведя в сторонку женщину из «Картье», он уже серьезно говорил с ней о спонсорской помощи. Оставшись одна, я нашла свободное место у барной стойки, где познакомилась с женой еще одного игрока. Симпатичная, фотогеничная блондинка, с длинными волосами, проколотыми в трех местах ушами и весьма критическим отношением к мужниному увлечению. У них был ребенок, и она требовала, чтобы супруг заканчивал с гольфом, потому что его постоянно нет дома. Требовала, но нытьем, по ее словам, не изводила, потому что, как у них говорится, «тошно дома, тошно и в поле». «Нам всем приходится делать хорошую мину при любой игре. – Она лукаво улыбнулась и добавила: – Давайте-ка выйдем». Прежде чем ответить, я огляделась и увидела, что Дейв наблюдает за мной издалека. «Элизабет Дииии», – позвал он голосом диктора на стадионе.