заболела четыре года назад, и мы думали, что можем потерять ее, этот город объединился так, как вы даже не можешь себе представить.

В моей голове возникает образ мамы Андре. Ее зубастая улыбка, то, как она не давала Андре покоя. То, что казалось безграничной энергией, излучаемой ею и ее сыном.

Я качаю головой. — Я не знала. Она кажется такой… сильной.

Андре улыбается. — Она такая сильная. И она прошла такой долгий путь. Она надрала задницу раку. Но большая часть этого — благодаря этому месту. Когда ее тошнило, или она уставала, или чувствовала себя слишком слабой, чтобы встать с постели — а так было очень долгое время — этот город был рядом с ней. Они приносили еду почти каждый вечер. Они организовали сбор средств, чтобы помочь оплатить экспериментальное лечение. Они позаботились о том, чтобы мы не были одиноки. — Андре смотрит вдаль и, кажется, задумывается. Он смотрит на меня. — Я знаю, что этот город может казаться маленьким. Я знаю, что он может быть сплетничающим и изолированным, и я знаю, что за пределами этого места есть много чего еще. Но для меня, увидев здесь искреннюю доброту… — Он останавливается и тихо говорит, как бы про себя: — Мне просто больше негде быть.

Я киваю, изо всех сил стараясь увидеть Честер Фоллс с точки зрения Андре. Что любопытство и история могут расстраивать, но могут и привести к чему — то действительно хорошему. Почему ты можешь бояться отпустить это.

— Может быть, поэтому ты так крепко держался за Джесс.

Брови Андре недоуменно сошлись. — В смысле…

— Ну, ты прошел через что — то очень тяжелое. Весь город объединился ради тебя, и я полагаю, что она тоже. Когда ты сказал на днях, что все возвращается на круги своя… Должно быть, трудно пройти через все это с человеком, так зависеть от него, а потом не иметь его больше частью своей жизни. И, возможно, отчасти поэтому ты здесь. Ты не хочешь быть один.

Андре встает. — Вау, ты видишь меня так ясно, — говорит он точно таким же тоном, каким я говорила с ним. — Хватит глубоких, душевных разговоров. Не в этом был смысл сегодняшнего путешествия. — Он протягивает мне руку. — Еще один прыжок?

Улыбаясь, я беру его руку.

— Где ты была весь день? — спросила мама позже, когда я вошла в дверь чуть позже пяти вечера. В нос ударили запахи лука, чеснока и моркови, и мой желудок заурчал. Я ничего не ела после хот — дога на бейсбольной игре, гранолы и печенья, которое мама Андре протащила в его рюкзаке.

— Вокруг. — Я сажусь за стол к отцу, который изучает меня, как картину.

— Почему твои волосы… мокрые? — спрашивает он.

Я кладу в рот морковку.

— Ты обгорела на солнце, — замечает мама.

— Правда? — Я откидываюсь от стола, пытаясь рассмотреть свое отражение в боковом зеркале в прихожей. Конечно, верхняя часть щек, лоб и кончик носа у меня розовые, а волосы выглядят так, будто я прошла через автомойку.

— Есть и кое — что еще, — говорит мой папа.

Я закатываю глаза. — Боже мой, папа. Это не одно из твоих детективных шоу. — Я поднимаю руки вверх. — Клянусь, я невиновна.

Мой отец не успокаивается. — Ты видишь это, Хелен? — спрашивает он, не сводя глаз с моего лица.

Мама наклоняет голову в сторону, орудуя деревянной ложкой. — Вижу.

— Она кажется…

— Счастливой? — Моя мама заканчивает его фразу.

— Счастливой. — Он кивает в знак согласия.

Я встаю и начинаю расставлять тарелки для ужина. — У меня был веселый день, я думаю. Если это так важно. Я ходила купаться.

— Это весело! — восклицает моя мама. — С Сидни и Тессой?

— Нет, с этим парнишкой Андре Минасяном. — Я ставлю тарелки на стол одну за другой.

Мама поворачивается обратно к плите. — Я не знала, что вы двое дружите. Его мама только в начале этого года оправилась от рака. Хорошая семья.

Я направляюсь к ящику с посудой. — Ну, мы не совсем друзья. На днях я врезалась в его машину, когда была за рулем, поэтому я стала его подвозить.

— И одна из этих поездок включала в себя поездку купаться? — Мои родители обменялись взглядами.

Я положила руку на бедро. — Он хотел показать мне свои любимые места в городе. Наверное, ему кажется, что я упускаю волшебство Честер Фоллс, или что — то в этом роде. Что?! — Я закончила, когда мои родители обменялись взглядами. — Просто скажи это.

— Просто, это приятно. Приятно видеть, что ты делаешь что — то веселое для разнообразия.

— Молодость тратится на молодых, — с тоской говорит мой папа. Затем он добавляет: — Кстати, что делает парня таким особенным?

Я останавливаюсь. — Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты не взяла ни одного выходного за последние шесть месяцев. Как он заставил тебя это сделать?

Я сделала паузу. Я не понимала, что я этого не делала. — Я не понимаю вопроса и не буду на него отвечать, — говорю я ему в своем лучшем образе Люсиль Блут.

Мой папа ухмыляется. Мы всегда любили 'Арестованное развитие'.

— Знаешь, — говорит моя мама. — Ты должнв использовать это. Этот новый взгляд на Честер Фоллс. Привнеси его в то, над чем ты работаешь для Эвы. В конце концов, это такая большая часть тебя.

Я делаю лицо. — Это вопрос мнения.

Мои родители смеются.

— Дорогая, ты родилась здесь. Ты выросла здесь. Ты ела еду, которую здесь выращивают, и ездила по дорогам, которые здесь проходят. Нравится тебе это или нет, но это место — часть тебя, — говорит моя мама.

— Это было поэтично, — говорит ей мой папа.

— Спасибо. — Мама выглядит довольной.

Я смотрю между ними, пытаясь расшифровать их поведение. Мне кажется, или они странно добры друг к другу?

— Но Эва Адамс ничего не знает о Честер Фоллс, — говорю я.

Моя мама выглядит возмущенной. — Ну и что? Покажи ей что — нибудь, чего она никогда раньше не видела.

Пока я наблюдаю за мамой у плиты, мои глаза пробегают мимо нее, в окно, к ее маленькой студии в сумрачном свете, однобокой и нуждающейся в хорошем слое краски.

И тогда я понимаю, что есть кое — что, над чем я могу поработать прямо здесь, дома.

17

В течение следующей недели каждую свободную моменту я сижу за телефоном и компьютером, изучая Instagram Эвы Адамс — ее фотографии и все проекты, над которыми она работала на протяжении многих лет. Ее отделка из натурального дерева, восстановленные