— Да, очень красива, — уверил ее Карим, касаясь пальцемнежной щечки. — На свете много типов красоты, Зейнаб, но тот, к которомупринадлежишь ты, непревзойден и дороже всего ценится. Не думаю, чтобы во всемгареме Абд-аль-Рахмана нашлась гурия, подобная тебе.

Карим крепко обнял девушку, руки его сомкнулись на ееягодицах, и он почувствовал, что она подалась к нему всем телом…

Ладошки ее оказались на его груди, она силилась вздохнуть —и не могла… Он улыбнулся, глядя прямо в аквамариновые очи, и теплая волназахлестнула Зейнаб. Ноги ее подкосились. Подхватив девушку на руки. Каримперенес ее на ложе. Встав на колени подле нее, он медленно проговорил, не сводяс нее глаз:

— Один грубиян уничтожил твою девственность. Другой,подобный ему, изнасиловал тебя. Но сердцем и душою ты все еще девственна,Зейнаб. Сегодня ночью я буду любить тебя так, словно никто еще не касался тебя…

Губы его коснулись ее губ с такой нежностью, на которую онасчитала мужчин неспособными… Сердце ее, казалось, вот-вот выскочит из груди. Исловами, и действиями он потряс ее. Когда он лег подле нее на матрац,подавшийся под тяжестью его тела, одно лишь прикосновение его обнаженного телалишило ее рассудка. Карим взял ее трепещущую руку, она ждала, что будет дальше…Слова его звучали в ее ушах:» Сердцем и душою ты еще девственна «. Да, сущаяправда! Но как он узнал об этом? Как умудрился он ощутить ее боль, боль,которую она сама от себя таила, в которой стыдилась себе признаться? Выказатьслабость — значит позволить другим взять над собою верх, с горечью думалаЗейнаб. Это был один из первых уроков, преподнесенных ей жизнью еще тогда,когда она была Риган Мак-Дуфф, нежеланной и нелюбимой дочерью…

— А к девственнице, — продолжал Карим, — следуетприближаться постепенно, шаг за шагом, с нежностью и никогда грубо.

Он поднес ее руку к губам и прильнул к ладони нежнымпоцелуем, который словно обжег Зейнаб. Потом стал по очереди целовать дрожащиепальчики.

Медленно и чуть осмелев, Зейнаб принялась ощупывать еготвердые, но вместе с тем удивительно нежные и податливые губы. Но когда онстал, играя, покусывать ее пальцы, она отдернула руку, изумившись.

Рассмеявшись, он лег на бок лицом к девушке:

— Это хорошо, что ты любопытна, Зейнаб. Впрочем, такою идолжна быть девственница. Так она и начинает учиться дарить и испытыватьнаслаждение…

Губы его вновь коснулись ее губ, и этот поцелуй был так женежен, как и первый…

Зейнаб вздохнула и расслабилась, но вновь напряглась, когдалобзание стало более страстным. Она ощущала желание, охватившее его, хотяпрежде никогда ничего подобного не осознавала. Губы ее приоткрылись, пропускаямужской язык. Она чувствовала, что он ищет ответных ласк ее робкого язычка.Когда они встретились, по телу ее пробежала сладкая дрожь. Желание нарастало отсоприкосновения их горячих тел. Она ничего не понимала — знала лишь, что хочет,чтобы блаженство длилось вечно. Она затаила дыхание, но он наконец оторвался отее рта и улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.

— Тебе понравилось? — спросил он для порядка, прекраснозная, что услышит в ответ.

Широко раскрыв глаза, Зейнаб кивнула:

— Да!

Он снова склонился над нею, теперь целуя кончик носа, подбородок,лоб, подрагивающие веки…

— А теперь делай то же самое, — велел он, переходя к новойчасти урока. Надо было извлечь как можно больше пользы из ее желания…

Приподнявшись на локте, Зейнаб склонилась, касаясь губамиего лица — вначале высоких скул, затем углов рта, и, наконец, самих губ… Сердцустало тесно в груди. Оно чуть было не выпрыгнуло, когда могучие руки сомкнулисьвокруг ее тела, когда ее маленькие округлые груди коснулись его груди…

— Ты чересчур спешишь, мой цветочек. Ты совершенно не умеешьсобой владеть, — нежно упрекнул он ее.

— Я не могу… — призналась она. — Что-то толкает меня, но яне знаю что… Я очень дурная, мой господин?

— Да, — он усмехнулся. — И совершенно неисправима, моесокровище! Ты должна быть терпелива. Ты хочешь слишком многого и слишкомбыстро. Плотская любовь — это чудо. И все следует делать медленно, чтобы датьвкусить наслаждение сполна… — Он перевернул ее на спину и склонился, целуя еегруди. — Какие чудные сочные грудки! Они молят о ласке…

— Да, это правда, — храбро отвечала Зейнаб. Он медленноласкал ее тело, осязая нежную и упругую плоть, накрывал каждую грудь по очередиладонью, слегка пощипывая соски большим и указательным пальцами. Она всявыгибалась в его руках. Тогда он склонил голову и принялся посасывать соски.Потом язык его начал ласкать мягкую дорожку между грудей. Затем снова сталласкать языком соски, уже к тому времени твердые и напряженные. Она громкозастонала от наслаждения. Он легонько прикусил сосок — девушка громко вскрикнула.Тогда он поцелуями стал утолять причиненную ей легкую боль…

От горячих прикосновений его рта к ее телу Зейнаб совершеннолишилась рассудка. Ласка его больших рук дарила ей доселе не испытанноеблаженство. Заключив ее в объятия, он приподнял ее и стал осыпать с ног доголовы горячими поцелуями. Ослабев от страсти, она лежала в его объятиях, а онснова стал лизать ароматную кожу.

— О-о-о.., мой господин! — вырвался у нее вздох наслаждения.

Он уложил ее снова на ложе, подсунув подушку ей под ягодицы.Раздвинув ноги девушки, он скользнул меж них, уперев ее бедра в свои плечи.

— Теперь… — шепнул он, — я открою тебе одну тайну, тайнусладкую, Зейнаб…

Склонившись, он осторожно раздвинул ее мягкие и розовыепотайные губки. Нежная плоть уже лоснилась от жемчужных соков любви, хотядевушка этого не осознавала. Он позволил себе чуть полюбоваться ее сокровищем,а потом язык его нащупал средоточие страсти И принялся пламенно его ласкать.

Какое-то время разомлевшая Зейнаб не понимала, что онделает, но когда до нее дошло, она раскрыла рот, чтобы закричать от стыда — нозвука не получилось… Она вздохнуть даже не могла! Девушка силилась выказатьпротест против столь бесцеремонного вторжения в ее святая святых, но.., но…Язык страстно ласкал ее потаенную святыню, и вдруг нежное тепло, которое онаощущала прежде, внезапно обратилось в бушующее пламя… Из ее горла вырвалсясдавленный крик. Она хватала ртом воздух. Перед глазами у нее замелькали звезды— и она пронзительно закричала…

Тогда он освободился от объятий ее ног и, взяв в руку свойчлен, принялся нежно тереть им ее сокровище. Член был тверд — Карим мучительнохотел ее. Открыв глаза, Зейнаб прочла это в его взгляде.

— Возьми меня! — молила она. — Возьми… Сейчас!