с двумя батальонами морской пехоты оказалось большим сюрпризом для панства: шквальный артиллерийский огонь плюс контратака матросов, пошедших сразу в рукопашную оказалось той соломинкой, которую гордые поляки не смогли переварить, мужественно панство бросилось наутёк. И только отсутствие кавалерии не позволило немцам полностью вырезать польскую пехотную дивизию, нацеленную на Алленштайн. Командир дивизии, полковник Зигмунт Богуш-Шишко был ранен и попал в плен. Временно на этом участке фронта насупило затишье.

Намного серьезнее была обстановка в районе Лётзена. Не смотря на отчаянное сопротивление немцев, польские войска смогли сбить их с позиций и к утру девятнадцатого заняли город и двинулись в сторону Растенбурга, преодолевая сопротивление отступающих частей 6-й немецкой армии. Правда, у этого города их ожидал сюрприз — местные жители выкопали несколько линий траншей, многие горожане вступили в ополчение, получили оружие и заняли позиции, кроме того, в город пришёл блиндированный бронепоезд, срочно изготовленный в Кенигсберге: всего-то два 75-мм горных орудия и полтора десятков пулеметов, но это позволило остановить продвижение войска польского, а подход матросов-республиканцев и сводного полка полиции Кенигсберга позволили создать более-менее приличную оборону, об которую разбились все попытки пшеков захватить этот важный шверпункт обороны противника. Не удался и обходной маневр — полк польских улан при поддержке трех броневиков попал в огневую засаду и был сильно прорежен пулеметным огнём.

Двадцать второго числа Вилли Леов получил фактически диктаторские полномочия. При этом временно разногласия между центристами и левыми были забыты: главным делом стало отбиться от вторжения Польши. О незавидной участи немецкого населения в случае победы пшеков никто не сомневался — методы, которыми проводилась «полонизация» доставшихся панству областей Украины, Белоруссии и Германии знали все. И насильственное выселение было самым мягким случаем, намного чаще поляки не стеснялись применять силу самым варварским образом. Утром двадцать третьего февраля в Кенигсберг вступили части РККА: две стрелковые дивизии Западного военного округа. Кавалерийская и танковая бригады, с приданной артиллерией. На гражданском аэродроме приземлились самолеты, большая часть летчиков имели боевой опыт, полученный в боях в Китае и Маньчжурии. Операцией руководил Жан Францевич Зомберг, один из краскомов Западного военного округа, проходивший стажировку в Германии. Всей операцией руководил командующий Западным военным округом Уборевич. Иероним Петрович к этому времени растерял расположение Сталина: не справился с механизацией РККА, поэтому был убран из высшего руководства армии, правда, после прохождения обучения в Германии, стал командовать важнейшим округом. Ему не хватало образования, и не только военного. Были у него успехи, были и поражения. Близость к Фрунзе и Тухачевскому одно время позволяла держаться на плаву. Как и его отказ поддержать переворот, который задумывался группой Тухачевского-Енукидзе (причём главным там был Енукидзе). Более того, Уборевич «сдал» заговорщиков, что позволило вовремя ликвидировать опасность. И вот теперь, согласно Договору о дружбе и взаимопомощи между Веймарской республикой и Советским Союзом войска РККА через Литву прошли на территорию Восточной Пруссии. Европейская война набирала обороты.

От автора: карту выложил в материалах, чтобы не переутяжелять текст.

[1] Этот танк явился продолжением Рено Фт-17/18, был создан в 1921 году как Рено НС-21, был вооружен 37-мм орудием, позже получил башню с двумя пулеметами, в ЭТОЙ реальности из-за задержки с созданием Рено Д-1, был выпущен небольшой партией, в основном, закупленной вооруженными силами Польши (В РИ закупили 10 Рено НС-29).

Глава пятнадцатая

Операция «Зигфрид»

Глава пятнадцатая

Операция «Зигфрид»

Берлин

Февраль-март 1934 года

Пятнадцатое февраля я встретил в клинике во Фридрихсхайне. Это одна из самых известных больниц в Берлине, расположенная в одноименном районе, сейчас она находилась под управлением муниципальных властей. Тут был открыт первый в мире рентгенкабинет, а врачебный персонал считался чуть ли не образцовым. И сюда попала Лина Одена после своего ранения. Как это получилось? Я пребывал в растерянности и ярости — одновременно. Ведь у меня было достаточно полномочий, и Лина занималась контролем поставок промышленного оборудования на склады Ростока. И вот, оказалось, что руководство Коминтерна решило всё по-своему. Лина получила приказ войти в состав диверсионной группы, которой следовало устроить покушение на младшего Гинденбурга. Появилась информация, что резко ухудшилось здоровье старого маршала. По данным разведки, рак добивал жизненные силы Пауля фон Гинденбурга. В этой обстановке было решено провести 11 марта его коронацию императорской короной и назначить Оскара (сына) его официальным наследником. При этом велись переговоры с Герингом и лидерами нацистской партии о присоединении их к новой империи. При этом Герингу обещали пост рейхсканцлера. Появление на фронте против красных еще и коричневых было бы катастрофой — уже никакая помощь Советского Союза кроме прямого вмешательства не могла бы помочь. И вот в умах коминтерновских деятелей возник план убийства Оскара. В таком случае не будет смысла провозглашать маршала императором — без наследника империя не может существовать. В общем, в эту группу вошла и Лина. Попытка покушения оказалась неудачной: охраняли Оскара ничуть не хуже, чем отца. Группа была раскрыта еще до начала операции. И только небольшой части удалось уйти. Лина Лину ранили при переходе линии фронта (если этот слоённый пирог? можно было так назвать). Но товарищи её не бросили, сумели дотащить до своих. Из пятнадцати диверсантов вернулись трое. Один из самых серьезных провалов Коминтерна, тем более что он сыграл против нас: центристы и многие социал-демократы, поддерживающие правительство Отто Брауна, были недовольны такой самодеятельностью коммунистического интернационала, стали сомневаться в его способности контролировать ситуацию.

Я же смотрел на осунувшееся лицо Лины — она потеряла много крови и ее состояние врачи оценивали как стабильно тяжелое. Поражала бледность с какой-то синевой, правда, увидев меня, она попыталась улыбнуться, но получилось у не это откровенно плохо.

— Ничего не говори! Тебе нельзя напрягаться! Выздоравливай, а я пока что побуду рядом.

Я видел, что Лина хочет что-то сказать, а в глазах ее появились слёзы. Но этого тоже надо было постараться как-то избежать. Я просидел у ее постели два часа, потом меня выгнали — пришли врачи и смотреть на раны девушки мне не хотелось, да и никто бы не этого не разрешил. Оказывается, еще ночью ее прооперировали, извлекли пулю, теперь все надежды были на то, что ее молодой крепкий организм справится. Через час ко мне вышел врач и сообщил. что Лине сделали переливание крови, ее состояние остается стабильным и это хорошо.

Я отправил в Москву очередную статью. Мне из «Правды» просили делать это более регулярно — читателей очень волновали события в Германии, которые многими воспринимались как начало мировой революции. Наивные