…Незнакомец шагнул через порог и остановился в дверях, не смея ступить ни шагу дальше. Молодой герцог прошел вперед и встал между ним и Екатериной.

Королева-мать бросила на вошедшего быстрый и оценивающий взгляд. Впечатление сразу же — отталкивающее. Одет неброско, скорее небрежно, рот перекошен, нижняя губа разорвана, нос кривой, с горбинкой, маленькие черные глаза посажены так близко, что кажется, будто и переносицы нет; они колючи, жестоки, в них нет сострадания, только немой укор судьбе, не испытывающей к нему ни жалости, ни благо желательности, и готовность мстить и убивать любого, на кого укажут. «Сущее отребье, обозленное на все человечество, подумала Екатерина. — Такой, не задумываясь, убьет даже собственную мать. Впрочем, хороша, должно быть, и мать, родившая такое чудовище».

Тем не менее, она осталась довольной выбором герцогини. Жестом, приказав неизвестному подойти, заговорила с ним.

— Как вас зовут? — спросила королева-мать.

— Шевалье Шарль де Лувье де Морвель к вашим услугам, — послышался хриплый голос из-за с трудом разодранных губ.

Екатерина повернулась к герцогине:

— Мне как будто уже знакомо это имя. Где я могла слышать его?

— Этот человек уже хотел убить адмирала три года назад. Тогда ему не повезло, пуля угодила в другого.

— Вот оно что…

И она снова обернулась к Морвелю:

— Надеюсь, на этот раз случай не сыграет злой шутки.

— Нынче оплошности не будет.

— Постараюсь поверить вам. Но помните, никто не должен заподозрить умышленное убийство, это будет всего лишь несчастный случай и ничего больше. Вы организуете, вооруженное столкновение с группой гугенотов, провожающих обычно адмирала из дома в Лувр, и в свалке сделаете свое дело. Не мне вас учить как — пулей ли, кинжалом — все равно. Учтите, его всегда сопровождает с десяток гугенотов, вооруженных до зубов, поэтому вас должно быть, как минимум, раза в два больше.

— Я понял, мадам. У меня есть к вам вопрос.

— Говорите.

— Не будет ли среди сопровождающих его людей некоего капитана по имени Лесдигьер?

Брови королевы-матери в неподдельном изумлении взметнулись вверх:

— Чего ради вам вздумалось спросить об этом? Вы имеете какие-то личные счеты с этим человеком и хотели бы заодно устранить и его?

— По счастью, он не является моим личным врагом, к несчастью, не является и другом, но мне не однажды доводилось слышать и видеть, как дерется этот господин. Если он будет там, мне придется взять с собой не менее полуроты наемных убийц. А если к тому же с ним будет его друг мсье Шомберг, то я не ручаюсь за успех предприятия, хотя, видит Бог, сделаю все возможное. Я возьму с собой десяток аркебузиров; это не говоря о том, что у каждого из моих солдат будет за поясом заряженный пистолет.

Екатерина переглянулась с герцогиней и сухо и отрывисто рассмеялась:

— Успокойтесь, господин Морвель, Лесдигьер вместе со своим другом в свите короля Наваррского, и вам с ним не придется встретиться.

— Благодарю вас.

И Морвель опустил лицо. Казалось, он размышлял о чем-то, буравя маленькими черными глазами рисунок на ковре; наверное, не хотел, чтобы в его глаза долго и напряженно смотрели, как вот эта дама, что перед ним.

Неожиданно он поднял голову:

— Я хотел бы задать еще один вопрос.

— Спрашивайте.

— По мне — надежнее будет выстрел из аркебузы, произведенный из окна. Не надо будет ненужных жертв. Что скажете на это?

Екатерина недоверчиво посмотрела на него:

— А сможете ли вы попасть, ведь стрелять придется с дальнего расстояния, иначе вам не уйти от немедленной расплаты?

— Я попаду в него, — сухо и уверенно ответил Морвель и сжал губы, будто закрыл на замок.

— Шевалье считался одним из лучших стрелков в армии герцога Анжуйского, — добавила герцогиня.

Екатерина подумала. Четверть минуты прошла в тягостном ожидании ответа. Наконец она кивнула:

— Поступайте, как вам удобнее, лишь бы это не привело к провалу. Если вас схватят, не вздумайте называть никаких имен, и тогда мы спасем вас. Откроете рот — вы погибли, а с вами и мы.

— Это все, что я хотел узнать, — бесстрастно ответил Морвель. — А теперь позвольте мне откланяться.

И он посмотрел на герцогиню, так как служил ей и не узнал в даме под маской королеву-мать, перед которой пал бы ниц.

— Вы можете идти, — кивнула госпожа де Немур, — но помните, что вы здесь не были и мы никогда не встречались. Малейшая оплошность может стоить вам головы.

— Имейте в виду также, что покушение должно состояться только после венчания, и не раньше, — напомнила королева-мать, — иначе можно испортить все дело.

И последнее напутствие герцогини Д'Эсте:

— Когда будете выходить на улицу, наденьте маску, это для вашей же безопасности.

Морвель поклонился и вышел.

— Едва это случится, Наварра станет заложником в Лувре, — произнесла Екатерина, снимая маску. — Это удержит протестантов, от каких бы то ни было проявлений беспорядков или, чего доброго, бунта в связи с подозрением в умышленном убийстве.

Спустя полчаса вслед за Морвелем покинула дворец и она.

Дальнейшие события развивались по плану, задуманному и разработанному Екатериной Медичи. Семнадцатого августа, когда поздно вечером королева-мать отправилась в дом Гизов, состоялись свадебные торжества по случаю обручения короля Наваррского и принцессы Валуа. Обряд совершил кардинал Бурбонский в присутствии двора, архиепископа Реймского, епископа Парижского, Лангрского и прочих святых отцов церкви. Вечером состоялся ужин и бал, с которого и ушла Екатерина, дабы побеседовать наедине с представителями Лотарингского дома.

Следом за ней, буквально в четверть часа разницы, Лувр покинула и ее дочь, будущая жена наваррского короля. Ушла с огромным облегчением, прихватив фрейлин: до того ей стал постылым дворец, в котором наверняка искал ее сейчас жених и в котором весь вечер не было ее возлюбленного Гиза.

И вот наступил день восемнадцатого августа. Понедельник, венчание молодых. Генрих не пошел в собор слушать четырехчасовую мессу, а прогуливался с гугенотами вдоль галереи, выстроенной с южной стороны собора и заканчивающейся напротив правого крыла архиепископского дворца. А невеста, хоть и блистала нарядами и красотой, и обращала на себя все взоры, как дворян, так и горожан, собравшихся в огромном количестве на площади перед собором, была так задумчива и рассеянна, так грустна и апатична ко всему происходящему, что даже не слышала вопроса, который задал ей кардинал Бурбонский. Пришлось Карлу, ее братцу, толкнуть невесту в бок, чтобы она пришла в себя и сообразила, чего от нее хотят.