– Благодари свою счастливую звезду, мальчик, что ты не командуешь немецкой субмариной.

Вечером 10 августа без десяти минут шесть я стоял на мостике и наблюдал, как матросы на палубе готовятся отдать швартовы. Одиннадцатичасовая суматоха с загрузкой корабля благополучно завершилась. Последние несколько дней были одинаково суматошными, сумбурными, они словно слились в одну туманную, неясную картину, какая видна в телескопе перед последним поворотом линз, превращающим расплывчатое пятно в четкое изображение. Две недели назад я пребывал в твердой уверенности, что оставшаяся работа растянется не меньше чем на несколько месяцев. Но на Кэммел-Лэрдс умели творить чудеса. И вот сейчас подводная лодка «Шторм» наконец обрела внешний облик субмарины его величества. Она сверкала свежей темно-серой краской, демонстрировала всем желающим свой номер «Р-233», написанный на боковой стороне боевой рубки белыми цифрами высотой в человеческий рост, и гордо несла на мачте новенький флаг ВМС Великобритании. Номер один стоял у переговорного устройства, отдавал приказы и выслушивал доклады, деловито звякал телеграф. Корабль оживал.

Все офицеры и матросы чувствовали важность момента, хотя официальной церемонии не было. По-моему, даже чиф не сумел сохранить безразличную мину, когда первый раз поднялся на мостик, чтобы доложить о готовности главных двигателей. В середине бассейна нас ожидал буксир, готовый прийти на помощь, если что-нибудь пойдет не так. Ворота открыли, и пришедшая со стороны реки легкая зыбь потревожила застоявшуюся воду бассейна. На причальной стенке стояли несколько рабочих. Они закончили работы в самый последний момент и теперь наблюдали, как в первый раз выйдет в море корабль, который они построили. На мостике стоял лоцман, чье присутствие было обязательным, и Морган, желавший лично убедиться, что его детище будет вести себя прилично, а новый капитан не причинит ему вреда, разбив, к примеру, о стенку бассейна. Я в полной мере ощущал свою ответственность за этот фантастически сложный корабль, на постройку которого было затрачено 300 тысяч фунтов стерлингов, но был спокоен и уверен в себе.

Мы были готовы. Ровно в шесть часов вечера я отдал первый приказ. С громким плеском упали в воду концы, удерживающие корабль у причала. Сейчас их вытянут на берег рабочие.

– Рулевой, 30 градусов лево на борт.

Лодка стояла у причала левым бортом, а ее нос был повернут в сторону, противоположную реке. Теперь нам предстояло отвести корму почти в центр бассейна, чтобы потом выполнить разворот на месте и выйти из ворот. Задача была ясной, и я приступил к работе. Пока мы находились в бассейне, нельзя было использовать дизели; все маневры выполнялись только на электродвигателях. Все получилось довольно легко, и вот уже нос субмарины уставился точно в середину ворот. Когда ты находишься рядом с рулевым, нет смысла дергать его постоянными указаниями курса в градусах, лучше дать возможность спокойно делать свою работу.

– Отлично, рулевой, – сказал я, – веди ее прямо по центру!

Главный старшина Уэллс был флегматичным и невозмутимым здоровяком; мне показалось, что он доволен оказанным ему доверием. Мы миновали ворота на пяти узлах и по высокой воде вышли в реку Мерси.

Жаль, что я не в состоянии описать волшебное, восхитительное чувство, когда новый корабль, за который ты в ответе, впервые отошел от причала и плавно скользит по воде. Я стоял на мостике у башен перископа, наблюдал за движением других судов, поглядывал на карту, наслаждался свежим ветерком, приятно холодившим лицо, и всем своим существом ощущал громаду субмарины, проталкиваемую винтами сквозь толщу воды. Уже остался позади причал с кранами и лесами, вскоре мы увидели стоящий на берегу отель «Королевский утес», где мы, офицеры, жили в последние недели. Воспользовавшись лампой Алдиса, мы просигналили в сторону отеля приветствие в надежде, что его заметят мистер и миссис Глэдстоун. Вскоре подошло время менять курс. Переложив руль влево до упора, мы снова пошли по течению. Вокруг почти не было судов, поэтому мы решили попробовать запустить дизели. Они заработали с первой попытки и вели себя настолько идеально, что мы не могли не отдать должное чифу. Мы шли на дизелях вниз по течению по направлению к шлюзу Альфреда. Впереди уже показались высокие здания Ливерпуля. Здесь мы перешли на электродвигатели, чтобы войти в шлюз. На входе был довольно коварный водоворот, но лоцман заранее предупредил меня об опасности, я успел оценить ситуацию правильно и провел корабль безукоризненно. Мы застопорили машины у скользкой от ила стены шлюза, и Морган, вздохнув с заметным облегчением, громко заявил:

– Отлично, капитан.

По-моему, от удовольствия я даже покраснел. Пройдя через шлюз, мы пришвартовались у пристани верфи Тауэр.

Здесь мы провели три дня, пока эксперты по размагничиванию старались хотя бы временно обезопасить нас от магнитных мин. Мы воспользовались возможностью, чтобы доставить на борт все личные вещи и произвести генеральную уборку. Рано утром 14 августа мы должны были отправиться к Клайду и присоединиться к 3-й подводной флотилии в Дануне. Уже прибыл шлюп «Катти Сарк», чтобы проводить нас в Ирландское море.

А вечером 13 августа было обнаружено неожиданное препятствие. Во время окончательной проверки всех подвижных элементов, проводимой в процессе подготовки к погружению для дифферентовки, которую мы были обязаны выполнить, как только выйдем в море, было обнаружено, что кормовые горизонтальные рули не двигаются. Было очень важно, чтобы эти плоскости функционировали правильно, потому что именно они удерживают лодку на глубине при движении под водой. Единственное возможное объяснение: сальники, для которых были применены какие-то новые материалы, разбухли и затвердели, заклинив валы.

Выход из создавшейся ситуации один – ставить «Шторм» в сухой док.

Это означало, что наш выход в море отложится минимум на неделю. Крайне раздосадованный, я отправился на «Катти Сарк», чтобы сообщить печальную новость всем заинтересованным лицам. Положение усугублялось тем, что на субмарине, стоящей в сухом доке, жить нельзя. А мы уже освободили комнаты в отеле и пансионе для матросов. Следовало срочно заняться размещением людей, поскольку большинство комнат матросов уже были сданы. Офицеры снова вернулись в отель «Королевский утес», где чета Гладстоунов торжественно проводила нас всего лишь два дня назад. Они нас встретили с обычной приветливостью и даже ухитрились как-то разместить, но чувствовали мы себя очень неуютно.

Рано утром в субботу 21 августа мы шли вслед за «Катти Сарк» по направлению к Клайду. У маяка Бар мы высадили лоцмана, вышли в открытое море и начали готовиться к первому погружению.

Морган и еще трое или четверо инженеров с Кэммел-Лэрдс находились на борту. Перед погружением они решили подстраховаться и провести обычный «вакуумный тест». При нем задраивали люк боевой рубки и на несколько минут включали воздушные компрессоры, чтобы создать в помещении субмарины частичный вакуум. Если он сохранялся в течение пяти минут, это означало, что в корпусе или вокруг комингсов люков нет серьезных утечек. Мы остановили дизели и медленно пошли вперед только на одном электродвигателе. Я остался на мостике в компании с впередсмотрящим и рулевым, а остальные члены команды были задраены внизу и испытывали весьма неприятные ощущения в ушах. По зеркальной глади воды мы перемещались почти бесшумно, напоминая корабль-призрак, ведомый невидимым экипажем. Было очень странно стоять на мостике субмарины средь бела дня при задраенных люках и наглухо закрытой голосовой трубе, чувствуя себя отрезанными от пятидесяти человек, запечатанных в стальном корпусе. Я отправил сигнальщика Робинсона закрепить большой красный флаг на кормовом перископе, означавший подготовку к погружению. Вскоре раздавшийся из голосовой трубы звук возвестил об окончании испытания. В посту управления открыли нижний люк, и воздух устремился в трубу, чтобы заполнить вакуум. Вскоре распахнулся люк на мостике. Из него появился Морган и сообщил, что испытание прошло успешно. Субмарина готова к первому погружению.