отчисления в его бюджет. А вот Джобс, Ваня и мой товарищ с ИК-53 по простоте душевной вписались в эту блуду. Но только Ваня как истинный русский мужик, отвечая за свои слова, лез иной раз не просто угомонять конфликт, но и исполнять свои союзнические обязательства.

Как правило, он был бит в таких ситуациях, а кот куда-то просачивался за зону конфликта и выглядел целым.

Мы разнимали бойцов, улаживали конфликт, а потом я и Джобс отчитывали Ваню за его действия, объясняя, что Барс сам накосячил и сам должен разруливать свои косяки, что «вписываться за косепора» чревато для нас самих.

Но Ваня был непреклонен. Маленький, жилистый, с разбитым деревенским лицом, простым, как трусы за три рубля, он смотрел на нас и качал головой:

— Ну и что… Ну и что, что он хуёвый. Он — наш.

И было столько в нём решительной непреклонности, что я только махал рукой.

В тот выход, когда нас повёл мистер Щит, Ваня напился.

И это был самый негодяйский поступок Вани за всё это время. Каким бы он ни был другом, за этот поступок я его осуждаю и буду осуждать. Выйти на задание подшофе — это очень серьёзный проступок. Но Ваня не только вышел подшофе, он ещё и протащил с собой тайком полторашку какого-то гнусного пойла и по дороге вдоль лесополки, пользуясь кромешной тьмой, накидался уже совсем безбожно.

Вдалеке послышалось жужжание дрона. Мы врассыпную бросились в лесополку и рассосались по кустам. Ваня тоже рассосался.

Когда дрон улетел и мы пошли дальше, выяснилось, что Ваня рассосался практически весь.

— Мужики! Мужики! — раздался где-то сзади его крик. — Мужики, подождите, я автомат потерял.

А мы прошли уже метров сто от той точки. Снова в кусты, сидим ждём. Полчаса мы ждали Ваню, и вот он появился. Ваня в этот выход тащил на себе ящик с БК. Очень сильный, он просто закидывал его себе на плечи, за шею, и так и пёр с ним, как китайский кули.

Он появился из тьмы со своим ящиком. Автомат он не нашёл, но в поисках потерял ещё и каску.

— Тебе пизда, — сказал мистер Щит и скомандовал идти дальше.

Ваня побрёл за нами без оружия и без каски.

Сказать, что мы были в бешенстве, значит не сказать ничего. Столько мата Ваня в свой адрес не слышал никогда в жизни. А если бы услышал, то схватился бы за топор и кинулся убивать обидчика. Но сейчас ему крыть было нечем. Пьяный в хлам, он тем не менее понимал и осознавал масштаб своего исполнения, поэтому только бубнил что-то себе под нос.

По дороге пришёл приказ залечь в лесополосе и дождаться группу новобранцев из числа свежего лагерного набора. У них куда-то пропал проводник, и вывести их на точку было поручено нам. Делать нечего, залегли. Ждём.

Под утро вдали послышались голоса. Густой толпой, стадом, вдоль лесополки пёр молодняк, которому просто показали направление, куда идти, и они пошли, как по парку культуры и отдыха имени В. В. Маяковского.

Инны Вальтер с ними не было, но я приготовился к развитию ситуации, как под Работином.

Не буду описывать в деталях, как всё это стадо мы разбивали в цепочку, как они снова сбивались в кучу, как приходилось их прямо силком хватать и тащить в кустарник, когда появлялся дрон, потому что они вставали на дороге, задирали глаза в небо и тупо пялились на него.

Худо-бедно вышли на точку, зашли в лесополосу.

Ваня тяжело и медленно трезвел.

Джобс дремал под деревом.

Мистер Щит куда-то удалился, его адъютант и оруженосец ожидал его в кустах с «азартом».

Я же с любопытством рассматривал новобранцев.

В новичках есть что-то блаженное.

Любопытства в них больше, чем страха.

Я спросил одного из них, откуда он, что за режим, статья, сколько лет оставил.

Йошкар-Ола, строгий, ст. 228, примовая, оставил лет пять или шесть. Приехал уже по новым правилам через УДО и с контрактом на год.

В принципе, он мог уходить и на десять лет.

Ни один из тех новобранцев, которых мы сопроводили на точку, живым с передка не выйдет.

Это была «мясная» партия. Плохо обученные, неподготовленные, не прошедшие даже наш двухнедельный курс, они были доставлены сюда из учебки и сразу же загнаны в самую лютую жопу под «очко Зеленского», затыкая дыры в рядах наших войск. Это были горячие дни, и людские ресурсы закидывались в топку в очень ощутимых количествах.

Где-то здесь в эти же дни получит свое боевое крещение Мальчик, с которым судьба сведёт меня в Н-ке спустя две недели. Его, а он, на минуточку, был контрабасом, также без всякого опыта закинут в самое пекло на штурм «очка», и он чудом там уцелеет.

Поэтому нет, не только зэков швыряло в топку наше командование в те суровые дни.

После поражения под Работином необходимо было стабилизировать этот участок фронта, купировать попытки противника развить успех и ни в коем случае не подпустить его к Н-ке. Очень многое стояло на кону в тот месяц.

И все описываемые мною события, начиная от Инны Вальтер с сапёрами и заканчивая БТРом во рву, — это все звенья одной и той же цепи. Маленькие, но необходимые.

И все эти смерти, все эти бесконечные, тупые и бессмысленные на первый взгляд задачи в совокупности работали на одну цель: остановить накат ВСУ и заставить их выдохнуться.

Много вопросов есть к организации конкретных операций, к планированию некоторых заданий.

Но нет вопросов, для чего и зачем всё это было в целом.

Я узнаю об этом, сложу мозаику и осмыслю события тех дней много позже. Улыбчивый барыжка из Йошкар-Олы не узнает об этом никогда.

Поговорив с ним коротенько, ибо особо долго мне разговаривать с ним было не о чем, я откинулся на спину и задумался о своём, ожидая, когда мистер Щит даст нам какие-то вводные.

Ждал я это напрасно, ибо мистер Щит больше никак себя в этом походе не проявит.

У него случится приступ какой-то болезни, и мистер Щит растворится в лесополосе, оставив командовать нашей группой своего помощника, молодого солевого наркомана, назовем его Горностай.

Горностай был труслив и суетлив.

Он очень хотел запятисотиться, прямо видно было, но больше, чем передка, он боялся, что мы его сдадим.

Свои желания он не готов был озвучить вслух, но и выполнять задачу, похоже, тоже не торопился.

Я не вмешивался в развитие событий, терпеливо ожидая развития ситуации. Мы находились в нескольких километрах