от «очка», задачу я до сих пор не знал, а на её выполнение я должен был идти в команде с пьяным Ваней, хитрожопым армянином-пятисотчиком, отправленным с нами в наказание, и под руководством двадцатилетнего солевого нарика.

Но не только это беспокоило меня тем солнечным утром. Оставался незакрыт и неясен очень важный вопрос.

— О, Абдуллох, а где мой караван с героином?

XXVI

Я не сразу заметил исчезновение Горностая.

Ситуация начала принимать крайне интересный оборот.

Однако всё стало ещё интереснее, когда он неожиданно появился и протянул Ване старый добрый АК-74.

Оказывается, по дороге сюда пронырливый Горностай обратил внимание на кучу вещей в лесополке, оставленных без присмотра.

Пользуясь случаем, пока был привал, Горностай метнулся туда в надежде что-то смародёрить. Не знаю, каких успехов он достиг в этом деле в своих интересах, но вернулся он с автоматом для Вани.

Прямо в лесополке, недалеко от дороги, были свалены ящики с БК, сухпайки, какие-то вещмешки, лежало несколько автоматов и два ручных пулемёта. Ни одного человека при этом рядом не находилось. Куда они делись, кто это был — оставалось загадкой. Ясно было только одно: круг замкнулся.

Разгильдяй Ваня потерял автомат и обрёл его благодаря тому, что солевой нарик Горностай украл его у каких-то других разгильдяев.

Ваня, в принципе, был спасён. Он, конечно, оставался без каски, но я к тому времени уже знал, что каску на передке найти не проблема. Мы бы и автомат ему там нашли, но всё-таки лучше на передок идти с оружием, не занимаясь михалковщиной.

Напомню, после высадки с вертолётов по прибытии за ленточку, оружие нам выдавали прямо с «Урала», без всякой записи и подписей.

То есть не существовало на свете ни одного документа, где стояла бы Ванина подпись напротив номера выданного ствола. Так же как и моей напротив выданного мне штык-ножа. Теоретически нам вообще ничего не было выдано и мы ни за что не отвечаем. Понятно, что ситуацию лучше не усугублять и иметь на руках то, что по факту дали, но за номер и даже за модель можно не переживать.

Как объяснить столь нехарактерную для армии безучётную раздачу оружия и имущества, я не знаю. Могу предположить, что оружие было выдано под подпись оптом, на баланс добровольческого формирования, которым является «Шторм Z», то есть кто-то где-то подписался сразу же за n-ное количество стволов, а уже внутренний индивидуальный учёт должен был идти внутри нашей роты. Не знаю.

Факт в том, что Ваня обрёл автомат, и более того, он обрёл тот автомат, о котором мечтал, с которым он служил срочную службу, охраняя вместе с верным Мухтаром дальневосточные рубежи нашей Родины.

А насчёт пулеметов я поставил себе галочку в голове. Как-то интуитивно я понял, что к этим двум пулемётам в лесополке мы ещё вернёмся.

Время приближалось к 11, когда Горностай решил наконец выдвигаться. Я напрасно полагал, что он тупо тянет резину. Когда общий контур задачи стал ясен, я понял причину задержки.

Основную работу выполняли наши соседи, коллеги и просто товарищи — «Шторм гладиатор». Это тоже «Шторм Z», они тоже приписаны к нашему полку, но проходят по штату как отдельное подразделение.

Мы часто работаем с ними совместно, дополняя друг друга.

Например, в этом выходе мы шли как резервная группа, которая в случае необходимости должна была пойти на закреп.

Штурмовать мы ничего были не должны.

Перед нами ставили задачу зайти на точку, обозначиться по «азарту» старшему «гладиаторов» и ждать дальнейших указаний в укрытиях.

Штурм осуществляли две их группы.

Через две недели будет ровно наоборот.

Наша группа во главе с мистером Фьюжном полетит на БТРе к хохляцким окопам первой, а две другие группы, которые должны были развить и закрепить наш успех, как раз таки будут сформированы из «гладиаторов».

В принципе, «гладиаторы» — это основная ударная сила. Наше подразделение чисто в боевом плане несколько пожиже, если говорить образно, мы как леопард и рысь. Поэтому у нас боевые задачи чередуются с эвакуационными, транспортно-логистическими, а они просто лютые штурмовики.

Так что в текущем раскладе всё было так, как оно и должно было быть: матёрые бойцы шли на штурм, а ребята послабее были у них на подхвате.

Мы вышли на точку сборки, где был определён маршрут каждой группы, интервал выхода, порядок связи и взаимодействия.

Старший из «гладиаторов», суровый дядька с позывным Я. и флажком Татарстана на груди, был немногословен, вводные сформулировал чётко. Он же повёл на штурм первую группу, а мы двинулись самыми последними.

Пройдя метров семьдесят, я увидел по левую руку какие-то блиндажи.

Горностай свернул с тропинки в их сторону, а мы отошли под деревья, укрывшись от возможного появления дрона.

Горностай быстро обежал блиндажи и, убедившись, что они пустые, вернулся к нам. Во всём его виде чувствовалась какая-то тревога и неуверенность. Очевидно, он что-то хотел сказать, но не решался. И тогда, уловив момент, слово взял Гагик, который, конечно же, не Гагик, но я буду звать его так.

Гагик — матёрийший прохвост и прохиндей, юркий и хваткий. Неудивительно, что со своими способностями он приехал в «Шторм Z» не с общего, не со строгого, а с особого режима.

В расположении я успел пообщаться с ним и имел представление об этом человеке.

— Короче, пацаны, — сказал он, обращаясь ко мне, Джобсу и Ване, — сейчас заходим в блиндажи, располагаемся и сидим тут часов до трёх. Там дальше по обстановке.

— Ну, то есть запятисотиться хочешь?

— Я? — Гагик театрально воздел руки к груди. — Я хочу выжить. И я хочу, чтобы вы выжили, парни. — Он обвёл нас всех взглядом и закончил: — Мы же не хотим умирать на чужой земле?

Что я мог ответить Гагику с особого режима? Взывать к каким-то светлым патриотическим чувствам? Давить на какие-то принципы? На порядочность? Гагику при мне в располаге отвесили «шлюху», назвали сукой и гадом, и он ничего, по сути, не смог за себя ответить.

«По сути» можно было бы и закавычить, потому что в первую очередь я вкладываю в это понятие сейчас лагерный смысл, неуловимый для несидевших. Но в данном случае он совпадает с общечеловеческим пониманием этой фразы, поэтому можно оставить и так.

Смысл в том, что в Гагике не было порядочности, к которой можно было бы взывать. Ни в общечеловеческом смысле этого слова, ни в арестантском, в котором понятие «порядочный» имеет своё наполнение.

Горностай не был субъектом в этом раскладе