class="p1">И соединить эти две точки нам мешал опорник, захваченный хохлами пару дней назад.

Тот самый опорник, в который мы упёрлись и не смогли пройти.

Но даже если бы мы его прошли и вышли на точку мистера Фьюжна, мы бы никого там не обнаружили.

Остатки бойцов мистера Фьюжна покинули первую точку глубокой ночью, по маршруту первой двойки вышли и вывели двух танкистов через «очко Зеленского» на Н-ку.

Вечером накануне нашей эвакуации они добрались до расположения, и тогда только мистер Грин получил команду на отход.

Вероятнее всего, если бы люди не проявились, мы бы сидели на углу этого окопа всю ночь, а утром, получив подкрепление, повторили бы заход на опорник. Но, поскольку стало ясно, что идти на соединение нам не с кем, нас вывели.

Мозаика сложилась.

Но где же, черт побери, был мистер Фьюжн?

И мои, мать их, двадцать пять тысяч рублей?

XXIV

Хороший товарищ на лагере — человек очень ценный.

Но есть категория людей много более близких и значимых, чем просто хороший товарищ.

Эта категория людей в лагере зовётся «семейник».

«Семейник» — это человек, с кем ты делишься последним, а он делится последним с тобой.

Это человек, с которым у тебя общий «котёл», пополняемый совместными усилиями.

Человек, благодаря которому ты никогда не останешься без сигарет или чая, как бы там ни сложился твой личный хозяйственный баланс.

Я, в принципе, мог себе позволить «катить в одного, на своем бауле».

Жена рвала жилы на трёх работах, но обеспечивала меня всем необходимым в полной мере.

Сам я, с зарплатой в 450–1000 рублей, себя, к сожалению, в полной мере обеспечить не мог.

Но когда у тебя есть своя «семейка», ты чувствуешь себя много надёжнее и увереннее.

Мой «семейник», мой друг Денис Татарин, был одним из первых, кто с нашего лагеря ушёл в «Шторм Z».

Первопроходец.

Человек, не побоявшийся сделать шаг в неизвестность.

Человек, чей поступок и чья судьба также стали кирпичиком в фундаменте моего решения.

Он уехал 25 марта. Решение было принято им быстро, без колебаний и сомнений. Приехали представители МО, нас всех собрали в столовой. Денис выслушал всё, обдумал и пошёл записываться.

На швейке он был ценный кадр. Сам Хозя пытался его остановить.

Но Денис он такой. Если он что-то решил, чёрта с два кто его заставит включить заднюю.

Мужик сказал — мужик сделал.

Он во всём был такой, за это его уважали и ценили все в лагере.

У нас с Денисом был превосходно налаженный быт.

Увязаны «на должном» все вопросы с «блаткомитетом». Был свой телефон. Мы сидели вполне комфортно.

Поэтому ни он, ни я не сделали свой шаг под давлением каких-то негативных обстоятельств, от безвыходности, от безнадёги.

Разумеется, у каждого из нас были свои, индивидуальные мотивы. У него что-то своё, у меня что-то своё. Но никто нас палкой на фронт не гнал.

Я, конечно, всё равно был ошарашен его решением. Это всегда происходит так, когда близкий тебе человек совершает поступок, на который ты ещё не готов.

Я ждал кассатку 28 марта. Я принял для себя решение не уезжать, пока не отработаю этот вариант.

Поэтому первый набор в «Шторм Z» прошёл без меня.

И дальше мне оставалось лишь с волнением и тревогой ждать известий от своего друга.

А когда они доходили, я с гордостью пересказывал их половине лагеря. Так, будто мы вместе там, под пулями и снарядами.

И чем больше доходило от него известий, тем больше укреплялся я в своих намерениях.

Денис жив. Денис воюет. Значит, всё не так плохо, как верещат трусы и паникёры.

Значит, врага можно бить не только ценой «мясных штурмов», ценой своей жизни, но и умом, смекалкой, навыками…

В лагере невозможно пользоваться телефоном по своему усмотрению. Это «запрет». Днём он хранится у специально обученных людей, а в определенное время, ночью, достается, и им можно сколько-то пользоваться.

Состыковаться в эти сеансы связи нам с Денисом было практически невозможно, поэтому он писал или звонил моей жене, когда была такая возможность, а от нее я узнавал новости и давал обратную связь.

Полноценную связь мы восстановили с ним уже здесь, в зоне проведения СВО, когда наконец и я пополнил ряды «Шторма Z».

Я прибыл сюда в конце июля, а Денис уехал домой в конце сентября.

Он достойно прослужил эти полгода.

Бог его миловал, и он отделался лишь лёгкими ранениями. Все эти полгода он был обычным, рядовым штурмовиком. Да, он был на более-менее разгруженном направлении. Да, он не ходил на штурмы день через день.

Но тем не менее все полгода он прослужил рядовым штурмовиком, ни от чего не уклонялся, не прятался, не бегал, и он выжил.

Он — крутой. Он — настоящий Герой.

Я, безусловно, горжусь тем, что прошёл с этим человеком бок о бок достаточно сложный участок своей жизни.

Я признателен ему за поддержку, которую он мне оказал на стадии моего вхождения в лагерную жизнь. За дельные и толковые подсказки, которые помогли мне разобраться в хитросплетениях жизни за колючей проволокой.

Ну и конечно же, я горжусь тем, что мы оба пусть и в разное время и в разных местах, но оказались под знамёнами одного легиона.

Легиона «Шторм Z».

Я, к сожалению, не особо успел расспросить его о ратных буднях. Нет у меня каких-то цельных рассказов о его боях и походах.

Запомнился только один штрих: был яростный штурм, и он захлебнулся. Бойцы откатились. А командир, духовитый парень, рванул вперёд, на адреналине, ворвался к хохлам в окоп, бился с ними и попал в плен.

Хохлы отрезали ему голову и выставили на бруствер.

А наши уже не могли штурмовать.

И могли только в бессильной ярости наблюдать эту ужасную картину.

Зная Дениса, его горячий и сокрушительный нрав, я могу только представить, какая злость клокотала внутри его тогда…

Сейчас он со своей семьёй.

Я никогда сильно ему в душу не лез в плане его личной жизни. Но, как я понял, до тюрьмы имели место быть какие-то разногласия с супругой.

Сейчас, я надеюсь, всё это уже в прошлом.

Тюрьма и война помогают как минимум определять истинные, настоящие ценности и расставлять всё по своим местам.

Поэтому, я думаю, у моего друга Дениса Татарина всё хорошо.

Есть и будет.

Даст Бог, мы ещё встретимся.

XXV

Мы вернулись в расположение поздним