Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После трех недель, наполненных очарованием Парижа, любовной негой, воздушным счастьем в объятиях самого прекрасного и обходительного мужчины на свете, одинокое возлежание на кровати казалось смертной скукой.
Она зашла в Сеть. Страничка разрывалась от сообщений. Уже, наверное, все ее десять тысяч подписчиков посмотрели видеообращение к насильнику. Ужас!.. А нет! Все даже очень хорошо, число подписчиков перевалило за двенадцать тысяч. Она включила камеру.
— Со мной все в порядке. Ничего больше пока сказать не могу, кроме того, что теперь работаю на тайную полицию Франции. Всех целую. Пока-пока.
Пересмотрев видео, она удалила его. Вдруг отключился стоявший на полу будильник-часы-зарядка — видимо, отрубили электричество. Вера почувствовала себя дома и улыбнулась.
Через минуту постучались в дверь. Она пошла открывать, думая, что это Эмиль, которому наконец наскучило играть таинственного Эдварда Каллена из «Сумерек», но на пороге стоял официант из «Ботеко», Алексей. Вид у него был виноватый. Вера замерла, не зная, что сказать. Послать к чертям было невежливо, да и зачем? Она не особенно на него злилась.
Несколько нелепых секунд тишины нарушило его покашливание.
— У тебя свет есть? — Он указал большим пальцем за спину на приотворенную дверь своей квартиры.
Вера отрицательно покачала головой. Он помялся, повздыхал, будто перед прыжком в бассейн.
— Ладно. Я не за этим. Хотел бы… извиниться, — смущается и краснеет искренне.
— Много заплатили? — выпустила стрелу Вера, но без злобы, а так — чисто женское желание задеть за живое. Но она тотчас отругала себя, заметив в этой фразе пассивную агрессию.
— Юбер сказал, надо тебя спасать, вот я и спасал… — начал он, стиснул кулак и вскинул голову. — Слушай, я ему все вернул, бросил прямо на стол после видео в Интернете. Но если бы ты меня послушала, ничего этого не случилось бы. Иди в лицей Генриха IV! Спроси у старых учителей про Эмиля Герши, который таскал за волосы своих одноклассниц и незаконно применял боевые приемы! Спроси его коллег по полицейскому участку, в котором он начинал свою карьеру. Он сущий подонок, из тех, которые избивают за закрытыми дверями и не закрытыми тоже. Он психопат! Я и сейчас готов уговаривать, что не надо на них работать. Компашка тех еще шизиков!
Вера скрестила на груди руки, глядя, как распалился Алексей.
— Готов уговаривать? — коротко спросила она и усмехнулась. — Что, прямо на коленях?
Тот и вправду начал опускаться на колени, и она вскрикнула, выпростав руку.
— Эй, ты чего? Я пошутила. Ладно, все, верю. Прощен. А что, он тебя арестовывал за что-то? — Никак не получалось убрать этот насмешливый тон.
— Было дело.
Алексей обиженно поджал губы.
— Может, сходим куда-нибудь, чтобы я мог загладить вину? — вдруг выпалил он.
— Куда? В «Ботеко»? — не удержалась от язвительного укола Вера и тотчас мысленно себя отругала: «Ну зачем ты? Это же несерьезно! Что за стерва в тебе проснулась?»
Молчание затянулось, а он все не уходил.
— Что-то еще? — спросила Вера, стараясь не разговаривать как Снежная королева, но выходило плохо. И чего он мнется?
— Слушай… Есть просьба… Глупая, знаю, но в тот день у тебя на столике Оливер Сакс лежал. Ты его забыла. — Он вынул из-за пазухи ветровки желтое издание «Человека, который принял жену за шляпу» с большой черной шляпой-котелком на мятой обложке. — Вот, возвращаю.
— Да ты еще и вор! Сколько времени прошло! Почти месяц. — Вера выхватила книгу. А она гадала, где могла ее оставить!
— Я сто лет не читал бумажной книги на русском, — проронил он, пряча руки в карманы. — И не уйду, пока не дашь почитать что-нибудь еще. Любую хрень, пусть даже учебник по судебной медицине. Главное, чтобы книга была на кириллице.
— А насчет МГУ не врал, значит?
Он мотнул головой.
— Читать любишь?
— Здесь полюбил. Но от смартфона глаза скоро на экран вытекут. Знаю, глупый фетиш — бумажная книга.
— Неужели в Париже не продают книг на русском языке? — удивилась она.
— Есть, но за миллион денег. У меня их, разумеется, нет.
— Ладно. — Вера улыбнулась, даже не заметив, как ловко ее поймали на крючок. — Читающий парень — это вымирающий вид, к ним надо относиться бережно. Заходи. Я привезла с собой некоторые.
Прошел, наверное, час, пока они наговорились вдоволь обо всем на свете. Вере хотелось получше узнать о жизни в Париже, а Алексею о том, как там на родине. Он ушел, забрав «Героев книг на приеме у психотерапевта».
Ну неужели так скучает по профессии? — подумалось Вере, когда она закрывала за ним дверь. В этот момент включился свет, пикнул телефон, находившийся на зарядке. В голове тотчас зароились мысли, вернулось воспоминание об утреннем происшествии на кладбище Пер-Лашез.
Чем там занят Эмиль? Не вечно же он будет страдать из-за того, что его донимает какая-то шпана. Надо продолжить расследование. У них остался один Тьерри. А вдруг и его похитят? Может, посоветовать его родителем нанять сыну охрану? Бедная мать, хоть и не слишком заботливая, но при данных обстоятельствах, наверное, с ума сходит от страха. Им стоит куда-нибудь уехать на время…
Вера сняла телефон с зарядки, вышла на лестничную клетку, поднялась на четвертый этаж и опасливо оглянулась. Большая, массивная, из дуба, но очень старая, линялая дверь оказалась единственной на четвертом этаже. Имелся еще один вход, но он был замурован и закрашен — значит, квартиры объединены и весь этаж принадлежит Эмилю. Вера хотела нажать на звонок, но решила, что лучше проверить, вдруг не заперто. И вправду, ручка без скрипа скользнула вниз, а дверь уехала внутрь.
Ну что ж! Ничего удивительного Вера не нашла — как она и предполагала, квартира точно в «Мечтателях» Бертолуччи, только вся задрапированная занавесками. В щели между плотными шторами большой гостиной едва проникал слабый свет, высвечивая кошмарный беспорядок. Фигурный диван, стоявший высокой спинкой к двойным стеклянным дверям, завален одеждой: вперемешку женская с мужской. На старинных столиках в стиле рококо — пустые пакеты из-под чипсов, батареи смятых банок из-под энергетиков, колы и разной газировки. На полу пыльный ковер и башни манги, брошенных кое-как. Справа высился зонтик для фотосъемки, под ним стопки пластинок и СD-дисков, какие-то ящики и коробки. У окна мертвая пальма в огромной кадке, на полках стеллажей кавардак из книг, комиксов, фоторамок. С изящной латунной ручки двери свисал лифчик.
Постояв и обдумав безжалостность энтропии, Вера решила, что надо дать о себе знать. Покашляла: тишина. Покашляла громче: только что-то