Люк на мгновение замер, но она почувствовала ответ в том, как он задрожал и рывком вышел из нее. Эмма выгнула спину, стремясь удержать его в себе, стараясь не упустить. Но он снова ворвался в нее и заполнил целиком своим твердым, большим и сильным естеством.

– О, Люк, – прошептала она, дрожа от возбуждения.

Люк повторил это еще раз. И еще. Снова и снова он вбивался в нее такими мощными толчками, что ей казалось, будто она сейчас расколется на мелкие кусочки.

Она обхватила его руками. Обвила его ногами. Вцепилась в его льняную рубашку, сжав кулаки. Ей оставалось только крепко держаться за него, пока он превращал ее тело в один-единственный огромный, чувствительный нерв и ударял по нему снова и снова своим горячим, твердым, тяжелым естеством.

По груди Эммы тек пот. Тело пылало изнутри и снаружи. Она стонала, всхлипывала, издавала какие-то звуки, не осознавая этого. Люк дышал хрипло и тяжело, мускулы его казались стальными. Он полностью окружал ее. Его запах – соль, дым, мыло – проникал в ее кожу, становился ее частью.

Он больше не замедлял темп, продолжал двигаться мерно и мощно, и оба они стали скользкими от пота, и при каждом толчке из груди Эммы вырывалось резкое дыхание. Жжение стало обжигающим, таким жарким! Она все крепче стискивала в кулаках его рубашку. Спина изгибалась дугой, бедра подавались навстречу каждому толчку.

Вдруг Люк перенес свой вес на одну руку, замедлил темп и передвинулся так, чтобы она смогла поднять ногу выше. Эмма тут же подняла и другую ногу и сцепила их у него на пояснице.

– Вот так, Эм. Прекрасно.

И сделал несколько пробных толчков. Изменение позы, сообразила Эмма, изменило угол его естества внутри. Накатило наслаждение, такое мощное, что она зажмурилась и всхлипнула.

Люк медленно менял ритм, ударял все сильнее, с каждым толчком входил все глубже.

И тут, уже во второй раз, туго закрутившаяся пружина внутри Эммы лопнула, и она словно распалась на части. Тот единственный нерв, ставший хрупким, как стекло, острое, пронзающее, прошел сквозь нее без боли, но с таким мучительным наслаждением, подобного которому она не испытывала никогда в жизни. Ее тело забилось в неуправляемых судорогах, она громко закричала.

– Черт побери, – хрипло произнес Люк.

Тут она ощутила, что его пальцы запутались в ее волосах, он тянул за пряди с такой силой, что было больно. Тело ее все еще содрогалось, сжималось вокруг его естества, но Люк негромко застонал и рывком вышел из нее. Уронил голову, и она почувствовала на животе тепло его семени.

Они долго лежали так, его тяжелое горячее тело было скользким от пота. Потом Люк просто скатился с нее. Эмма искоса взглянула на него. Он лежал на спине, как оглушенный, уставившись в потолок. Затем, словно почувствовав взгляд, скосил в ее сторону глаза и посмотрел довольно настороженно.

Губы Эммы сложились в неторопливую широкую улыбку. Она чувствовала себя восхитительно, необыкновенно счастливой. Именно об этом она тайно мечтала, когда плотски соединялась с мужем. Хотела, чтобы все происходило грубо, резко, потно. Дико и беспощадно. С Люком она испытывала все это… и даже больше.

Взгляд его упал на ее улыбку, и он вроде бы слегка расслабился, голубые глаза заблестели.

– Я собирался спросить, как ты себя чувствуешь, – мягко произнес он. – Но вижу по твоему лицу, что неплохо.

Эмма заулыбалась еще шире, если такое вообще было возможно.

– Очень неплохо, – подтвердила она и повернулась к нему лицом.

Люк обнял ее и прижал к себе.

Его семя все еще стекало с ее живота – липкое напоминание о порочных вещах, какими они только что занимались. Между ног тоже было мокро, липко и немного саднило.

Наверное, хорошие манеры требовали, чтобы она привела себя в порядок и надела ночную рубашку. Но Эмме не хотелось делать ни того, ни другого. Она хотела прижиматься голым, обессиленным телом к Люку, хотела заснуть так, как есть – потной, с его запахом и его семенем на коже, ощущая его прикосновения.

Она подняла глаза на его заросший щетиной подбородок.

– Ты сможешь заснуть?

Люк негромко рассмеялся:

– Возможно.

Они долго молчали. Эмму окутывала тяжелая, томная дремота.

– Люк?

– Мм?

– Это было… потрясающе.

И она уплыла в забытье.

Люк, вздрогнув, проснулся среди ночи. Но на этот раз его разбудил не кошмар. Он не открывал глаз, вспоминая, как в его сне губы Эммы сомкнулись на его члене.

Опять твердом как камень.

Рядом зашевелилась Эмма. Она лежала к нему спиной, и ее восхитительные бедра прикасались к его ноющей плоти. Желание обрушилось на него с дикой свирепостью. Он хотел ее. Хотел оказаться в ней.

Люк погладил ее ягодицы. Она заерзала под его рукой. Господи, она так легко отзывается на его ласки! Даже во сне.

Это потрясало, ошеломляло.

Он осторожно просунул руку ей между ног, сначала нежно, потом надавил чуть сильнее, погладил ее медленно, неторопливо. После соития она все еще была влажная, и с каждым движением его рука становилась все мокрее. Дыхание изменилось, сделалось прерывистым, при каждом выдохе она негромко постанывала и подавалась телом к нему.

Все в этой женщине так прекрасно.

Люк приподнял ее ногу и направил член внутрь. Скользнул вглубь и услышал, как она застонала. Тут же прижался губами к ее затылку.

– Тебе больно?

– Люк, – простонала она. Он замер, не выходя из нее, но Эмма неистово задвигала бедрами, подражая его толчкам. – Еще.

– Ш-ш-ш, Эм. Спокойно. Я дам тебе то, что ты хочешь.

Она мгновенно затихла, и он начал вонзаться в нее, медленно, глубоко. Она пылала. Его естество словно плотно сжало крепким кулаком во влажной перчатке, и Люк стиснул зубы, выдыхая с присвистом.

Он обнял Эмму за талию, притянул ближе к себе. В этой позе ее тело идеально сливалось с его. Каждый раз, когда он глубоко в нее вонзался, живот его соприкасался с ее округлыми будрами.

Он зарылся носом в ее волосы, вдыхая восхитительный запах женского тела, с ноткой лаванды, зажмурился и прижался губами к ее затылку. Не существовало ничего лучше, чем входить в Эмму. Это чувство сродни совершенству, если совершенство вообще существует.

Она негромко постанывала и всхлипывала. Как ему нравятся звуки, которые она издает! Нравится, что она не молчит. Нравится, что она откликается не только голосом, но и движениями.

Такая – толчок – чертовски – толчок – отзывчивая.

Перчатка сжималась все плотнее. Еще плотнее. Она сдавит его до обморока. В раю.

– Эмма, – пробормотал он ей в волосы, с каждым толчком произнося одно хриплое слово. – Моя… сладкая… мой… ангел.