Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мистер Рут, — теперь голос Рузвельта поднялся до верхнего регистра, — вы не можете отрицать, что я приструнил боссов в штате Нью-Йорк, что я …
— Вы отказались от завтраков с сенатором Платтом, это верно. Но если вы вздумаете снова баллотироваться, вы как всегда будете действовать с ним заодно, потому что вы необычайно практичный человек. Потому что вас распирает энергия. Потому что вы восхитительны. — Адвокатская слава Рута объяснялась его способностью нагнетать свидетельства, или красноречие, и затем, к замешательству оппонента, обратить и то, и другое в вывод, прямо противоположный ожидаемому. — Я считаю само собой разумеющимся, что в один прекрасный день вы должны стать президентом. Но не сегодня, и даже не завтра — из-за вашего пристрастия к слову «реформа». С другой стороны, в тот день, когда вы перестанете щеголять этим ужасным словечком, столь отвратительным слуху любого добропорядочного американца, вы вдруг обнаружите, что эта сияющая блеском награда падает, как манна небесная, в ваши алчущие руки. Но пока мы живем в эпоху Маккинли. Он дал нам империю. Вы… что ж, вы, — если бы воздух мог кровоточить, то острая, как бритва, улыбка Рута превратила бы его в алый экран между ним и ошеломленным Рузвельтом, — доставили нам множество радостных моментов. «В одиночку на Кубе», как выразился мистер Дули, ссылаясь на вашу книгу о недавней войне. Вы преподнесли американскому народу адмирала Дьюи, подарок, за который мы не устанем вас благодарить, а народу не позволим забыть. Вы произносите малоприятные слова в адрес надменных корпораций, чьим юрисконсультом мне довелось служить. Ваши злобные тирады пробирают меня до глубины души. Вы вдохновенно расписали безобразия, творимые страховыми компаниями. О, Теодор, вы неистощимы, как рог изобилия! Но Маккинли дал нам половину тихоокеанских островов и почти все острова Карибского моря. Никакому нью-йоркскому губернатору с этим не потягаться. Действуя в тесном единении со своим богом, Маккинли дал нам величие. Ваше время придет, но не в качестве вице-президента у этого великого человека. Да и слишком рано уходить из активной жизни и бросать энергичное реформаторство, не говоря уже о жизнерадостном истреблении диких животных. Вам следует повзрослеть, научиться понимать точку зрения, не похожую на те простые истины, которыми вы прониклись и которые вы публично и искренне высказываете. Вам предстоит научиться понимать наши великие корпорации, чья неуемная энергия и изобретательность принесла нам богатство…
— Я же говорил, — едва не выкрикнул Рузвельт, повернувшись к Хэю, — что это была ошибка — назначать адвоката в военное министерство, да к тому же адвоката корпораций.
— А что в этом плохого? — невинным тоном спросил Рут. — Кем, по-вашему, был президент Линкольн?
— В самом деле, кем? — перепалка привела Хэя в восторг. — Конечно, Линкольн только начал зарабатывать деньги, защищая интересы железнодорожных компаний, когда его выбрали президентом, а вы, мистер Рут, пользуетесь репутацией лучшего адвоката нашего времени.
— Не преувеличивайте, — еле слышно прошептал Рут со смиренным поклоном.
— Вы оба просто чудовища! — внезапно рассмеялся Рузвельт. Начисто лишенный чувства юмора, он обладал врожденным умением сглаживать отношения, которые могли, пользуясь его излюбленным словечком, стать «напряженными». — Но так или иначе, к вице-президентству я не стремлюсь, чего другие, прежде всего Платт, добиваются для меня…
— Он просто готов на все, — согласился Рут, — чтобы выставить вас из штата Нью-Йорк.
— Здорово! — маленькие голубые глаза, прятавшиеся за пухлыми щеками, блеснули. — Если Платт хочет от меня избавиться, значит я очень хороший реформатор.
— Или просто всем осточертевший.
Рузвельт вскочил на ноги и уже шагал, — точно отправляясь на войну, подумал Хэй. Актерство было у него в крови.
— Я слишком молод, чтобы четыре года подряд слушать, как сенаторы выставляют себя дураками. У меня нет денег. Мне надо дать образование детям. На восемь тысяч долларов в год я не могу позволить себе то, что могли Мортон и Хобарт. — Остановившись у камина, он спросил Хэя: — Как чувствует себя Хобарт?
— Он дома. В Паттерсоне, Нью-Джерси. Он умирает. — Президент уже предупредил Хэя, что, в соответствии с конституцией, государственный секретарь вскоре, в отсутствие вице-президента, станет преемником президента в случае его смерти. Мысль эта приятно взволновала Хэя. Что касается бедняги Хобарта, то Хэю оставались только мирские молитвы, а также вполне практическая мысль о том, что, если вице-президент умрет, Лиззи Камерон сможет вернуться в Тейлоу-хаус на Лафайет-сквер на год раньше, чем планировалось, осчастливив этим Дикобраза, который все еще находится в Париже, исходя колючками по Лиззи, которая в свою очередь влюблена в американского поэта, что моложе ее лет на двадцать. И точно так же, как она заставляла страдать Адамса, поэт заставлял страдать ее; таким образом поддерживался извечный любовный баланс: он любит ее, она любит другого, который любит себя. Хэй был счастлив, что все, касающееся любви, осталось для него позади. У него не было адамсовского неистощимого пыла, не говоря уже о здоровье.
— Я предложу в губернаторы вас, мистер Рут, если сам не буду баллотироваться. — С этими словами Рузвельт бессмысленно подпрыгнул на месте.
— Я забыл вам сказать, что вы сама доброта, — с притворной скромностью сказал Рут. — Но ведь сенатор Платт вам наверняка уже объяснил, что я неприемлем для его организации.
— Откуда вы знаете? — Иногда Хэю казалось, что лукавый от природы Рузвельт чудовищно наивен.
— Просто я иногда интересуюсь состоянием собственных дел, — с деланной наивностью сказал Рут. — Я слышу, что говорят люди. К счастью, я не хочу быть губернатором штата Нью-Йорк. Я не хочу знать Платта ближе, чем знаю сейчас, и, как и адмирал Дьюи, я не люблю Олбани.
— Но адмиралу нравится губернаторский особняк, — сказал Хэй.
— Он простой воин с простыми вкусами. Я сибарит. Так или иначе, губернатор, вы будете счастливы узнать, что я перед вами капитулировал. В следующем месяце ваш друг Леонард Вуд будет назначен военным губернатором Кубы.
— Здорово! — Короткие ручки зааплодировали. — Вы не пожалеете об этом решении. Он самый достойный. А кто станет первым генерал-губернатором Филиппин?
— Может быть, вы?
— Велико искушение. Но захочет ли президент меня искусить?
— Думаю, да, — сказал Рут, отлично зная, как и Хэй, что чем дальше Маккинли сможет сплавить Рузвельта, тем спокойнее ему будет — при всем его добродушии. Рузвельт в любой момент может получить Филиппины теперь, когда кровавая миссия умиротворения завершена. Десятки — некоторые утверждают, сотни — тысяч туземцев убиты, и хотя генерал Отис постоянно обещает сломить сопротивление мятежников, Агинальдо все еще в бегах,
