Находясь в Америке, Львов выступил также с развернутым обоснованием необходимости участия России в работе мирной конференции, предварявшем во многом аналогичные обоснования, сделанные позднее РПС в Париже или правлением Национального Центра в Екатеринодаре. Это, прежде всего, «цена участия» России в войне до 1917 г. (спасение Франции, Италии, верность союзническим обязательствам). В подписании Брестского мира «подлинная Россия» не участвовала, а продолжала вести «борьбу против Германии в Архангельске, на Волге, на Урале, в Сибири, на Кубани, в Крыму». Следовательно, неизбежно и необходимо «равноправное участие России» не только в конференции, но и в создаваемой Лиге народов. Без этого «всеобщий мир не будет достигнут, или народам России со стороны будут предписаны взаимоотношения, на которые они не дадут своего согласия». Главным препятствием к участию России в конференции является отсутствие «правительства, официально признанного союзниками». Но среди действующих – «Сибирского, Архангельского и Екатеринодарского», – несомненно, Сибирское имеет все шансы получить «немедленное официальное признание», что «сразу разрешило бы многие трудности в вопросе об интервенции». Львов наметил четырех лиц, подходящих для выполнения функций российской политической делегации. Таковыми он считал себя самого, Сазонова, Маклакова и Чайковского. Намеченный Львовым список стал основой для создания РПС.

Центральным моментом «американского периода» миссии Львова стала его встреча с Вильсоном 22 ноября 1918 г. Принципиально одобрив шестой пункт «четырнадцати пунктов» американского президента и отметив важность российского представительства на мирной конференции, Львов перешел к характеристике «зерновой проблемы», подчеркнув, что существуют лишь две страны, Америка и Россия, которые могли бы помочь миру продовольствием. Перейдя от экономических вопросов к политическим, Львов заметил, что восстановление хлебного рынка зависит от быстроты подавления «анархии в России», что возможно при действенной поддержке антибольшевистского движения и военной интервенции («большевизм представляет собой общую опасность, и решительный удар ему должен быть нанесен соединенной мощью союзников»). Вильсон на доводы Львова высказал свою позицию, объясняя невозможность существенного усиления военного участия: «Мы не хотим вмешиваться во внутренние дела России. Мы опасаемся, как бы наше вмешательство не было воспринято в России как недружественный акт». Не убедил президента и ответ Львова, заметившего, что военное присутствие САСШ в России есть «не «недружественный акт», а истинная помощь». Сославшись на занятость, Вильсон отклонил просьбу Львова о новой встрече. Разочарование от встречи с Президентом Львов выразил в письме Вологодскому 3 декабря 1918 г. «За лето и осень в России союзники убеждали, что все зависит от Америки, а она задерживает помощь… я ехал два месяца, за это время все перевернулось. Перемирие и конференция перенесли решающий центр в Европу. Добиться здесь решений явно нельзя и не у кого – все уехали. Как до пересмотра союзники ссылались во всем на САСШ, так теперь САСШ ссылаются на Европу. И я решил ехать в Лондон… На месте важно добиться энергичной помощи. Надо биться во все двери, прося о ней, и с этой целью еду в Европу». Покидая САСШ в декабре 1918 г., Львов дал несколько интервью, пытаясь представить американскому общественному мнению смысл «борьбы с большевизмом». Вот наиболее характерные его высказывания, сосредоточенные на двух, вполне понятных для американцев, как считал князь, тезисах. Первый – незаконный характер советской власти и систематическое нарушение большевиками гражданских прав и свобод. Второй – экономическая заинтересованность в сотрудничестве с Россией. «Большевики – люди переворота. Их цель – продержаться до всемирной социальной революции. Россия – сама по себе – интересна им лишь как очаг, на котором надо поддерживать, во что бы то ни стало, пламень мирового пожара». «Вооруженная борьба со всемирным большевизмом для союзников необходима и неизбежна… В тот день, когда Ленину и Троцкому удастся прочно овладеть Россией, они перенесут свою борьбу в Европу и Америку. Их орудие – анархия и классовая ненависть. Главный их враг – парламентарный строй истинных демократий и власть большинства». «Переворот совершен в момент выборов. Все было сделано большевиками, вплоть до грубого насилия, чтобы получить большинство в Учредительном Собрании». «Союзниками большевиков являются те элементы анархии, классовой ненависти, зависти к имущим, которые так властно захватывают обширные массы малокультурного народа». «Средство властвования большевиков – их кровавый, ни перед чем не останавливающийся террор – вызвал единодушное осуждение всего мира». «Большевики не дали возможности нейтрального к себе отношения. Они отказались от государственных обязательств России, посягнули на неоплаченные грузы союзников во Владивостоке и Архангельске, заключили с Германией Брест-Литовский договор, увеличили силы Германии военным снаряжением Русской армии».

«В чем главнейшая нужда России? В хлебе, многих предметах первой необходимости и законном порядке. Хлеб есть в Сибири и на Украине, но пищевые продукты нельзя перевезти в голодающие местности и нельзя доставить из-за границы предметы первой необходимости, пока в стране нет закона и порядка. Поэтому первая нужда России – избавление от большевиков и создание таких форм новой жизни, за которые выскажется народ». «На мирной конференции русские интересы должны защищать русские люди… С Россией, ее территорией и народами связано так много вопросов международного права, что невозможно добиться без ее участия прочного и справедливого мира». «Наш государственный долг велик, но он ничтожен по сравнению с естественными богатствами России. Восстановление и развитие нашей промышленности может быть достигнуто при помощи иностранного капитала и перенесения к нам технических навыков таких союзников наших и ближайших по духу народов, каковы, например, американцы». «Взаимные выгоды требуют экономического сближения Америки с Россией… Громадные естественные богатства, почти не тронутые промышленностью, ждут эксплуатации. САСШ обладают обширными денежными средствами и накопленным опытом применять их к разработке естественных богатств», практически не используемых в Сибири и на Дальнем Востоке». «Остается, однако, неясным, – спрашивал Львов, – почему ни одно из существующих в России правительств не получило от Америки ни признания, ни помощи».

Прибыв в Европу, Львов смог получить аудиенцию у премьер-министра Франции Клемансо и министра иностранных дел Пишона. 25 декабря 1918 г. встреча состоялась и, в отличие от встречи с Вильсоном, во многом оправдала ожидания Львова. Дипломатично отказавшись в разговоре от упреков большевиков в «недемократичности» и описания экономических перспектив сотрудничества с российскими предпринимателями, Львов остановился на проблемах, актуальных именно для Франции: «германская опасность» и перераспределение сфер влияния в Европе. «Война не окончена», – заявил Львов, – поскольку «германизм» создал «большевизм», и, следовательно, борьба против Германии продолжается на полях гражданской войны в России. «Мы спасаем вас», – подчеркивал бывший российский премьер, – поэтому вправе рассчитывать от Франции на помощь «не только людьми», но и на поддержку, необходимую «для образования армий, деньгами, снаряжением и проч.». Если такая помощь не будет оказана, то Франции – победительнице в мировой войне – будет угрожать союз Германии и Советской России. Никакого умиротворения Европы не произойдет, «и мир получит комбинацию обратную той, которую мы, общими усилиями, достигли». Помимо «германизма» возникает также опасность «японизма» в форме все более активного утверждения Японии на Дальнем Востоке, что также не в интересах французского влияния в Юго-Восточной Азии. И здесь Львов указывал на необходимость поддержки России. Полуторачасовая беседа, в целом, завершилась удачно. Клемансо заверил Львова, что «интервенция будет, лишь бы не слишком поздно». Подтверждением этих намерений французского премьера стала высадка десанта в Одессе в декабре 1918 г., проводившаяся уже не для восстановления Восточного фронта мировой войны, а в рамках договоренностей о военной помощи антибольшевистскому движению на Юге России. Основания для военной интервенции в конце 1918 – начале 1919 г. выдвигались как временное военное содействие. Примечательно в этом отношении заявление главы британского МИДа лорда Бальфура от 29 ноября 1918 г. относительно английских воинских подразделений, находившихся в различных регионах бывшей Российской Империи: «Мы постоянно заявляли, что русским надлежит самим выбрать себе ту или иную форму правительства, что мы не имеем никакого желания вмешиваться в их внутренние дела и что если в течение военных действий, направленных главным образом против Центральных Держав, нам придется иметь дело с такими русскими политическими и военными организациями, которые благожелательно относятся к Антанте, то это еще не значит, что мы считаем своей миссией установить или устранить для русского народа ту или иную форму правления».