по британской системе обозначений). Советскому Союзу нечего было предложить взамен, поскольку в тот период перехваты не осуществлялись систематически, хотя в порядке любезности британцы все же передали Панфилову германский трехбуквенный код низкой степени секретности. Стороны согласовали возможность подобных обменов в дальнейшем, однако фактически сотрудничали по этому направлению лишь время от времени. Еще одним источником используемой для обмена информации служила почтовая цензура. 31 июля 1941 года послу Великобритании в Москве Стаффорду Криппсу были вручены два задержанных письма, содержавших существенную информацию об анти-британской деятельности немцев в Афганистане.

Москва стала главным пунктом обмена разведывательной информацией между Великобританией и СССР, поскольку отбывшая в Лондон советская миссия занималась в основном вопросами снабжения. Безусловно, масштабы этого обмена далеко отставали от желаемых, но он хотя бы не прекращался, тогда как в отношении США все обстояло намного хуже. После отстранения Питона, лейтмотивом сообщений которого в Вашингтон были исключительно рекомендации не предоставлять СССР вообще никакой информации и жалобы на отсутствие таковой с советской стороны, его преемником на посту военного атташе стал майор Мичела. Одновременно с аппаратом ВАТ он возглавлял американскую миссию по снабжению и полностью продолжал линию своего предшественника. Обстановку несколько разрядило прибытие в Куйбышев в декабре 1941 года нового военно-морского атташе Соединенных Штатов капитана 2-го ранга Рональда Аллена, вскоре направившего своему руководству первое сообщение о советских портах и судоходстве по Волге. Однако его деятельность носила все же второстепенный характер из-за слишком далеких друг от друга интересов флотов СССР и США и несопоставимости их масштабов. Мичела же придерживался стиля работы предшественника, формально ссылаясь на нейтралитет своего государства, и вел себя так, что ему никаких материалов не давали даже англичане. Словно в насмешку, главным источником его информации вплоть до атаки на Перл-Харбор являлся военный атташе Японии в Москве. Оценив итоги полугодовой деятельности ВАТ, советская сторона заявила, что не видит смысла в дальнейшем существования его бюро, если только оно не начнет приносить хоть какую-нибудь пользу.

Советско-британское сотрудничество было намного более продуктивным, однако оно постоянно омрачалось беспокойством Аондона по поводу сохранения секретности. 13 декабря 1941 года “Миссия 30” официально уведомила генерала Панфилова о вскрытии советских военно-морских кодов германской морской дешифровальной “Службой Б”. Плодотворному партнерству помешало также уничтожение британским посольством при октябрьской эвакуации дипломатических представительств из Москвы всех своих архивов, в том числе и относящихся к военному сотрудничеству. Самой ощутимой потерей явилась утрата материалов по боевому составу люфтваффе, не имевших копий. После окончания суматохи с переездом Макфарлен обнаружил полное отсутствие в Куйбышеве органов управления Красной Армией, без взаимодействия с которыми терялся сам смысл работы “Миссии 30”. Настоятельные просьбы генерала о возвращении в Москву результатов не возымели, и в течение шести недель отправлять в Аондон было нечего. Зато весьма успешно работали косвенно подчинявшиеся ему военно-морские миссии на Черном море и на Севере, сумевшие установить конструктивное сотрудничество с советскими моряками. Между коллегами сложились весьма дружественные отношения, позволившие составить и направить в Адмиралтейство трехстраничный отчет “Русские на ужине” с достаточно лестным анализом психологии советских офицеров.

Все это происходило в условиях периодических трений по поводу разведывательной и пропагандистской деятельности британских моряков в СССР. Органы госбезопасности традиционно рассматривали британцев как едва ли не больших врагов, чем немцы, хотя далеко не всегда обоснованно. Уже 20 августа 1941 года появилась директива НКВД СССР № 41/407 за подписью заместителя наркома В. Н. Меркулова об агентурно-оперативных мероприятиях по пресечению деятельности английской разведки на советской территории, гласившая: “Перед контрразведывательным аппаратом органов НКВД как в центре, так и на местах стоит важная и ответственная задача — своевременно установить надежное наблюдение за действиями английских разведчиков и на всем пути их работы подставить им нашу агентуру, добиваясь того, чтобы вся шпионская и диверсионная сеть, которую англичане намереваются насадить в СССР, находилась бы под нашим контролем”[437]. Вместе с тем, изучение архивов НКВД не дает основания утверждать, что в 1941 году какие-либо британские морские офицеры вели в СССР агентурную разведку, и уж совершенно нелепо выглядят заявления о диверсионной сети. Все донесения агентов и информаторов по этому поводу содержат лишь домыслы или же факты, вполне естественные для поведения сотрудников военной миссии. Например, следует признать нормальным явление ведение ими оперативных карт с особыми обозначениями, сбор информации методами изучения открытых источников и опроса советских граждан без признаков попыток привлечения их к негласному сотрудничеству. Агентурные сообщения по этому вопросу изобилуют общими фразами и постоянно обращают внимание на проявленный тем или иным сотрудником миссии большой интерес к чему-либо или же, например, на его заданный лоцману вопрос о глубинах на фарватере. Безусловно, освещение обстановки вокруг этих офицеров являлось достаточно важной задачей, но нагнетание шпиономании в данном вопросе следует признать абсолютно неоправданным. Тем не менее, 19 сентября 1941 года Сталин во время встречи с послом Криппсом предъявил ему претензию по поводу ведения антисоветской пропаганды некоторыми морскими офицерами “Миссии 30”. Как известно, в СССР определение пропаганды было понятием весьма растяжимым и удобным для применения, но уже 2 октября упомянутых моряков отозвали. На той же встрече верховный главнокомандующий утверждал, что получаемая от Лондона информация не всегда точна, возможно, по причине проникновения германских агентов в британскую военную разведку. “Миссия 30” не оставалась в долгу и информировала ОКР о практической неспособности Красной Армии оказывать сопротивление вермахту. В результате подобных поверхностных оценок в Лондон зачастую уходила весьма ненадежная информация о положении дел на Востоке. Например, составленный в самый канун советского контрнаступления под Москвой доклад Объединенного комитета по разведке № JIC (41) 452 предсказывал стабилизацию фронта на подступах к советской столице, активизацию наступления вермахта на юге СССР, захват и удержание Ростова. Как известно, уже через четыре дня прогноз был полностью опровергнут по всем пунктам. Возможно, по этой причине с марта по апрель 1942 года в Лондоне обсуждался вопрос о замене руководства “Миссии 30”. 19 мая генерал Макфарлен отбыл из СССР на пост губернатора Гибралтара, а ее временным руководителем стал адмирал Е. Арчер.

Продолжались попытки развития сотрудничества по линии “Y”. ГРУ предоставило ответственному за взаимодействие в области радиоперехвата сотруднику “Миссии 30” Эдуарду Крэнкшоу трофейную книгу позывных (издание “Е”). В это время в ПШКШ пришли к ошибочному выводу о готовности их коллег из СССР к чтению закрытой с помощью “Энигмы” переписки. Одновременно искренно стремившийся к сотрудничеству с союзником Крэнкшоу в ответ на запрос Лондона относительно советских успехов во вскрытии японской шифрпереписки поинтересовался возможностью перевода сотрудничества на более высокий уровень. Из ПШКШ немедленно поступил