Сказала как-то Клео известная старая цыганка-гадалка, на зиму вместе со своим табором осевшая рядом с цирковыми, бросив карты:

– О-о! Ты избранная женщина. Проживешь очень долгую, непростую жизнь, страшные времена переживешь и семью создашь известную, и сама в славе будешь людьми управлять. Но за то, что нет для тебя ничего, кроме дара твоего и зова циркового, и за талант свой дорого заплатишь. Не будет любви тебе и женского счастья, и наследовать тебе станут только девочки, к которым и будут переходить твоя фамилия известная и талант. А мужья их станут фамилию жен брать, к ним прибиваться. И так будет до тех пор, пока не родится в семье мальчик, который возьмет все на себя и прославит фамилию твою еще громче. – Посмотрела ей прямо в глаза своими черными, пугающими глазищами цыганка, улыбнулась и закончила пророчество: – Любовь сильную и привязанность чистую только в конце жизни познаешь, – поклонилась и махнула рукой. – Иди, великая женщина.

В двадцать три года Клеопатра вернулась к брошенному мужу Казимиру, так как парижский цирк продлевать с ней контракт в связи с ее беременностью отказался, как отказался от плода их любви и Степан Красто, умоляя избавиться от ребенка и оставить все по-прежнему. Но Клео он уже не был нужен – остыла она. И в день отъезда, когда Степан встал на колени перед ней и плакал, уговаривая остаться, соглашаясь даже на ребенка, – она оттолкнула его коленом, переступила и ушла.

Зато пятидесятичетырехлетний Казимир принял жену вместе с ее животом и долго рыдал от счастья у нее на груди, признавшись, что не может иметь детей, потому как в тридцать лет переболел корью и боялся ей это сказать, чтобы не потерять.

За три года отсутствия Клеопатры и порой запойной депрессии Казимира, оплакивавшего побег жены, цирк сильно пострадал – лучшие артисты разбежались по другим труппам, рабочие пьянствовали практически в открытую, реквизит разворовали.

– Э-эх! – порадовалась Клеопатра Архарова, уперев руки в бока. – Ну, что ж, повоюем!

В девятьсот седьмом году она родила девочку, которой, как и положено цирковым детям, дали звучное имя – Виолетта. Казимир дочку обожал, тут же объявил о своем отцовстве, воспрял духом, помолодел и, на удивление, стал серьезной поддержкой и опорой жене во всех ее делах и планах по восстановлению былого величия цирка.

И снова Клеопатра поднимает цирк на высокий уровень, вложив в него все, что заработала во Франции, и распродав всех животных, кроме лошадей.

Через два года внезапно умирает Казимир, оставив цирк в наследство Клеопатре. Она скорбела искренне, он был ее первым мужчиной, ее трамплином в цирковую жизнь, ее другом и опорой.

Но шоу продолжается!

И «Цирк Архарова» разъезжает по самым крупным городам России, имеет ангажемент на весь год, собирает полные залы и продает билеты на месяц вперед, Клеопатра блистает в своем номере с молодыми талантливыми акробатами.

И тут война! Девятьсот четырнадцатый год!

Половина мужчин из труппы и часть тягловых лошадей мобилизованы. Но выступления и гастроли не прекращаются. Клео удается так перекроить программу, что представление остается захватывающим, интересным.

Но наступил страшный семнадцатый год.

Стране амбец полный! И Клеопатра в восемнадцатом году во всеобщей неразберихе, панике и начинающейся кровавой бойне Гражданской войны, убегая от разрухи и кошмара, привезла свой цирк в крупный краевой центр и, отдав распоряжение рабочим и артистам ставить шапито и располагаться основательно, отправилась искать главных начальников в этом городе – черт их знает, как они теперь называются у новой власти.

Назывались они народными комиссарами и заседали в здании бывшей губернской управы. Вот туда и направила свои великолепные стопы госпожа Архарова.

Клеопатра знала абсолютно точно: если дать выплеснуться дикой, неконтролируемой агрессии, остановить ее невозможно – люди не успокоятся, пока волна ненависти пронесется по жизни и стране, обдирая все на своем пути до костей, до остовов!

Клеопатра сразу поняла, что эти пришли надолго. И жизнь теперь устанавливается новая, по их законам. Она была очень мудрой женщиной. Мудрой и решительной.

Мириться с властью кого бы то ни было или негодовать по поводу ее прихода Клео не собиралась – она собиралась использовать любую власть на благо своего цирка.

Пройдя мимо всех солдатиков с ружьями, стоявшими в охранении новой власти и даже не пытавшимися остановить посетительницу, подпадая под странное влияние этой женщины, способной нести себя так, словно ей принадлежит весь мир, она прошествовала в приемную к главному начальнику и царственно кивнула секретарю – мальчику в полувоенном облачении:

– У себя? – приподняв одну бровь, поинтересовалась Клеопатра.

– Аркадий Андреевич занят, – подскочил с места мальчик.

– Не для меня, – повела она ручкой, и героический большевистский мальчик замер, не решившись препятствовать такой женщине.

Клео вплыла в кабинет, сразу же с порога, за пару мгновений оценила мужчину – лет сорока или чуть больше, суровое лицо, усы, одет в гимнастерку без знаков различий и регалий, галифе с сапогами и кожаную куртку, взгляд усталый. Она сразу поняла, как именно надо держаться с этим начальником.

– Меня зовут Клеопатра Архарова. – Клео прошла вперед к столу, встала не напротив через стол, а рядом, подойдя практически вплотную. Мужчина поднялся со стула, и она заглянула ему в глаза. – У меня к вам интересное деловое предложение.

– Бизнес и всяческие коммерческие сделки не интересуют большевиков, мадам, – отрезал мужчина, непроизвольно посмотрев на ее грудь в декольте и застряв там взглядом.

– Сильно сомневаюсь, – заметила Клео и объяснила: – Но я предлагаю вам не бизнес и коммерческую сделку, а нечто гораздо более значимое, дорогое и важное.

Через сорок минут Клеопатра вышла из этого кабинета, имея на руках мандат, в котором сообщалось, что гражданка Архарова К. П. добровольно и безвозмездно отдает свою частную собственность в виде бродячего цирка шапито со всем его имуществом, кроме личных вещей и сбережений, в собственность рабоче-крестьянского пролетарского государства и Совета народных комиссаров, и назначается директором и управляющим «цирка Архарова», который отныне охраняется государством и берется им на полное довольствие. А также документ о том, что товарищ Архарова К. П. есть друг, соратник и помощник революции и находится под охраной, как человек государственного значения.

Когда Клео «закончила» с товарищем комиссаром, он находился практически в полной прострации, получив моральный, душевный и физический шок, и перед глазами его все стояла картина: великолепная Клео, севшая на край его стола и сделавшая идеальный шпагат своими чудными ножками в чулочках, попутно продемонстрировав товарищу комиссару полное пренебрежение к ношению нижнего белья.

Вы вообще представляете, что и как может вытворять акробатка такого уровня, как Клео, занимаясь сексом с мужчиной в постели и вне ее?