— Спасибо, Сэм! — крикнул ему вслед Кен. — Я непременно учту то, что ты мне сказал.

— Похоже, вы неплохо знакомы друг с другом, — заметил Майкл.

Кен грустно усмехнулся.

— Да, ты прав. Когда-нибудь я расскажу тебе о нем много интересного. Но сейчас нам предстоит разговор совсем на другую тему.

Кен обошел машину и сел на место пассажира.

— Итак, — Кен тяжело вздохнул, прежде чем начать, — в чем дело, почему ты словно с цепи сорвался?

— Я все слышал, — буркнул Майкл. И тут его будто прорвало: — Как она может так говорить обо мне! А еще сестра! Теперь и ты думаешь, что я всего лишь хотел затащить Линду в постель! Ты помчался за мной, чтобы прочитать мне нотацию! Ну же, давай! Только этого мне сейчас не хватает!

Кен спокойно выслушал его истеричные вопли.

— Возьми себя в руки, Майкл, ты же мужчина. Нельзя так распускаться. Что касается меня, я вовсе не собираюсь наставлять тебя на путь истинный. Но главное, не думай плохо о сестре. Она искренне любит тебя. Если бы не Эбби, я сидел бы сейчас дома. Это она, обливаясь слезами, уговорила меня броситься вдогонку за тобой. Эбигейл хочет объясниться.

— К чему слова? Я прекрасно слышал все, что она говорила Линде.

— Да, но ты не учитываешь тех обстоятельств, в которых проходил разговор.

— Каких еще обстоятельств? — недоверчиво спросил Майкл.

— Ну, во-первых, ее физическое состояние, беременность делает женщину неуравновешенной. — Кен вздохнул и привычным движением потянулся за сигаретами, однако вспомнил, что три дня назад бросил курить. — Майкл, у тебя есть сигареты? — с надеждой спросил он.

— Сестра не одобряет вредных привычек, — буркнул тот.

— Я знаю. — Кен вынул из кармана жевательную резинку и отправил ее в рот. — Чтобы успокоиться, я теперь обычно сажусь на мотоцикл и гоняю по шоссе. — Кен выдвинул пепельницу, собираясь положить туда обертку от жвачки, и увидел множество окурков со следами губной помады.

— Так, значит, Линда курит, — констатировал он и строго взглянул на Майкла. — Надеюсь, ты не поощряешь ее в этом?

— Вот еще! — возмутился Майкл. — Почему-то все думают, что я оказываю на Линду вредное влияние, что я чуть ли не совращаю ее! Мне нравится эта девчонка, но я считаю ее еще ребенком. Вот и все.

— Хорошо, хорошо. Мне все предельно ясно, — успокоил его Кен.

— Нет, погоди, дай договорить! — горячился Майкл. — Я признаю, что не святой, но вопреки представлениям моей сестры, вовсе не стремлюсь переспать с каждой девчонкой, с которой знакомлюсь. Неужели никому из вас не приходит в голову, что я пропадаю все свободное время у вас не только из-за Линды!

— Почему? Я давно понял это.

Майкл с недоверием взглянул на Кена.

— Ей-богу, Майкл. Дело, видишь ли, вот в чем… — Кен на секунду задумался. — Нам всем не хватает веры. Веры в свои силы, веры в искренность окружающих нас людей. И вот жизнь начинает проверять нас на прочность. Ты попадаешь в семью и не знаешь, как себя вести, поскольку всю жизнь был одинок и не умеешь ладить с ближними. Или ты знаешь, что у тебя будет ребенок, но боишься не справиться с родительскими обязанностями, потому что в детстве был лишен любви отца и матери и у тебя нет перед глазами достойного примера.

— Ты говоришь об Эбигейл?

— Я говорю обо всех нас: о тебе, обо мне, о Линде. Но мои слова, конечно, прежде всего касаются твоей сестры. Несмотря на разницу в нашем социальном положении, Майкл, вы с Эбби выросли в такой же неблагополучной семье, как и я. Внешне жизнь Ричардсонов выглядит вполне благопристойно, но ты знаешь ее изнутри и, думаю, согласишься с моим выводом.

Грустное выражение лица Майкла красноречиво свидетельствовало о том, что Кен прав.

— Твой отец больше времени и сил отдавал бизнесу, чем семье. На мой взгляд, дети для него были своего рода символом семейного благополучия. Он воспринимал вас как продолжателей рода, как наследников сколоченного им состояния, но не как живых людей со своим особым внутренним миром, чувствами, мечтами, желаниями. Твоя мать всегда ненавидела Эбигейл и при малейшей возможности старалась досадить ей. Тебя же, напротив, она баловала и осыпала подарками, с готовностью выполняла любой твой каприз. Но, согласись, она из тех женщин, которые не способны дать своему ребенку человеческое тепло и материнскую ласку.

— И все же, как видишь, я выжил, — с горькой усмешкой заметил Майкл. — Я ни у кого не искал сочувствия и никогда не рассчитывал на жалость.

— Я знаю. Но точно так же вели себя все мы: Эбби, я, Линда. Мы шли по жизни, зная, что независимы, Сильны духом и ни в ком не нуждаемся. Мы привыкли надеяться лишь на себя. И вдруг наш мир как будто перевернулся.

— Да, это произошло, когда вы с Эбигейл поженились.

— Согласен. Наш брак стал поворотным пунктом не только в наших с Эбби судьбах, но и в твоей жизни. Ты пришел на церемонию бракосочетания. Это был смелый поступок, но потом ты надолго исчез, а у нас здесь происходили бурные события. Мы постепенно привыкали друг к другу, налаживали отношения, строили семью. Это было непросто. Чего только стоило обуздать характер Линды! Поначалу она ходила мрачнее тучи и все норовила улизнуть из дому. Что же касается меня… — Кен на минуту задумался, собираясь с мыслями. За несколько месяцев в его жизни и душе произошли столь кардинальные изменения к лучшему, что в это с трудом верилось. — Самое важное, наверное, заключается в том, что я наконец повзрослел, стал сдержаннее, рассудительнее. — Кен усмехнулся. — Пару месяцев назад я наверняка набросился бы с кулаками на Хендсона и нажил себе массу неприятностей. А сегодня мы разошлись с копом почти полюбовно. Теперь на мне лежит тяжелый груз ответственности за будущее семьи — моей жены и ребенка.

Они немного помолчали. Казалось, каждый думал о своем.

— А теперь давай поговорим о тебе, — предложил Кен. — Несколько месяцев, прошедших после нашей свадьбы, о тебе не было ни слуху ни духу, и вот внезапно ты появляешься у нас в доме. Я решил, что тебе наскучило жить в свое удовольствие без надзора матери, которая все это время путешествовала за границей, и ты заявился проведать сестру, оказавшуюся волей судьбы в непривычной для нее обстановке… Я прав?

Майкл неопределенно пожал плечами.

— Продолжай, — только и сказал он.

Но Кен заметил, что парень чувствует себя не в своей тарелке.

— Ну хорошо… Приехав к нам, ты увидел, что сестра жива и здорова и, к твоему полному удивлению, помогает мне в лечебнице. Через несколько минут ты неожиданно для самого себя принялся делать то же самое. Сама по себе возня с живностью не вызывала в твоей душе неприятия, потому что ты всегда стремился заботиться о ком-либо. Меня не убудет, подумал ты, если я один день поработаю в ветлечебнице. Но через некоторое время ты почувствовал, что работа доставляет тебе удовольствие. И вот после обеда, согласившись, что уже поздно ехать домой, ты остался ночевать у нас в доме, а на следующее утро снова пришел в лечебницу. Так ты прожил у нас почти неделю, и Линда со своими подружками привыкли к тебе. Для них ты больше не был Майклом Ричардсоном, богатым парнем, наследником огромного состояния; они воспринимали тебя просто как младшего брата Эбби, доброго малого, который довольствуется скромным обедом и ночует на диване в гостиной. Когда же закончились каникулы и ты уехал, ты вдруг осознал, что тебе очень не хватает общения с нами, что ты скучаешь по своему дивану и по простой, но сытной домашней пище. Поэтому ты стал приезжать на выходные в Ричвилл, и порой не один, а вместе с приятелями. Ты не развлекался здесь, а работал. Не отдыхал, а трудился. Однако этот труд прибавлял тебе сил и обеспечивал хорошее настроение на всю неделю. И знаешь почему? Потому что ты приезжал домой. Ты обрел здесь свой дом, Майкл, вот в чем дело. Впервые в жизни ты почувствовал, что у тебя есть семья, которая заботится о тебе, ждет твоего приезда, рада твоим друзьям.