Забыв о сыре, она медленно высунула голову из кухни и посмотрела по коридору в обе стороны. Никого. Она торопливо перешла на другую сторону, в спальню. Сюзанна по-прежнему лежала на кровати и спала, приоткрыв рот и тихонько посапывая.

Зоя присела возле кровати и начала нащупывать нож.

Его там не было.

Сердце снова заколотилось.

Но тут вмешалась рациональная часть ее мышления. Она, должно быть, задвинула его под кровать, задев ногой, и он оказался дальше, чем она ожидала. Она полезла глубже, засунув руку под кровать так далеко, как только могла.

Ничего.

Она быстро встала. Хотела разбудить Сюзанну, но потом передумала. От нее сейчас мало толку. Вместо этого Зоя перебежала через коридор обратно в кухню и принялась лихорадочно рыться в ящиках в поисках еще одного ножа или чего-то еще, что можно было бы использовать в качестве оружия.

Ничего.

А потом раздался этот шорох. У нее за спиной. Зоя обернулась.

На нее надвигалась какая-то фигура. Большая, темная, словно выползшая из угла комнаты ожившая тень. Казалось, она движется прямо на нее.

У Зои не было времени, чтобы позвать на помощь или хотя бы вскрикнуть.

У нее не было времени даже почувствовать, как нож — тот самый нож, который пропал из-под кровати, — чиркнул по ее горлу и впился в шею.

Рука ее инстинктивно дернулась к горлу, по дороге сбив кусок сыра, лежавший на кухонной стойке.

В голове вспышками пролетели обрывки последних мыслей:

«От сыра снятся кошмары — этот подействовал очень быстро, я даже не успела его съесть… В истинном мраке ночи человеческой души всегда три часа утра… Уличные фонари с натриевыми лампами и ожившие тени… Я проверила все запоры, я дважды проверила их… Нож… Как хочется есть…»

Она упала на колени, руки, прижавшиеся к горлу, ощущали что-то мокрое и горячее.

«Страшный сон…»

Она видела, как тень выплыла из кухни и направилась к спальне Сюзанны. Она попыталась закричать, но с ее губ не вырвалось ни звука, только опять это горячее и красное.

Глаза Зои начала заволакивать темнота, сплошная тьма, более густая, чем тьма ночи, куда уже не пробивались ни отблески уличных фонарей, ни тени.

Затем глаза ее закрылись, и она ощутила голод, глубокую печаль и тревогу.

И еще она испугалась. Очень испугалась.

Ее голова ударилась об пол, ее тело билось и дергалось, как будто старалось вытолкнуть из себя последние атомы воздуха, и не было уже времени о чем-то подумать или что-то почувствовать.

Пустота.

Фил снова оказался на этом пороге. Перед воротами в иной мир.

Он знал, что это был мрачный мир, который живет своей жизнью параллельно с нашим повседневным миром. Этот тайный мир был отталкивающим и гнетущим. Мир боли и страданий, мир внезапной и бессмысленной смерти, мир потерь и отчаяния. Он превращал дома людей, их безопасные убежища, в холодные декорации мест зверских преступлений. Он калечил жизни, используя в качестве своего орудия как то, что отбирал у людей, так и то, что он оставлял им взамен.

Это было место, о котором большинство людей знало, но предпочитало игнорировать его, надеясь, что попасть туда может только кто-то другой, что такие вещи случаются только с другими. Не с ними. С кем угодно, но только не с ними.

Но все было совсем иначе. Дверь в этот иной мир могла распахнуться в любой момент, где угодно и кем угодно. Это была молчаливо принятая истина. Самая строго хранимая тайна.

И вот это произошло снова, на этот раз на Мэлдон-роуд в Колчестере.

Последней дверью в этот секретный мир стала квартира Сюзанны Перри.

Хуже всего те трупы, которые обнаруживают в доме, подумал Фил. Когда нашли тело женщины, предположительно принадлежащее Джулии Миллер, это само по себе уже было достаточно ужасно. Но это все-таки было на улице, где есть возможность отвести глаза в сторону. На него вид тела в домашней обстановке действовал гораздо более угнетающе. Тут уж глаза не отведешь. Куда бы он ни смотрел, взгляд его неизменно возвращался обратно, на мертвое тело.

— О господи, неужели снова…

Фил сообразил, что произнес это вслух, только когда все обернулись в его сторону. И все понимали, что он просто высказал то, о чем каждый думал про себя.

Он стоял в дверях кухни. Точнее, это раньше она была кухней, а теперь превратилась в комнату, где было совершено убийство. Брызги крови на стенах, на потолке, на полу. На любой поверхности, во всех углах и закоулках. Кровь. Повсюду.

Он опустил взгляд на труп женщины со светлыми волосами. Ее голова была запрокинута назад под углом, под которым при жизни это было бы невозможно. Зияющий разрез на ее горле был таким глубоким, широким и пунцовым, что походил на чудовищную пародию улыбки. Руки ее были прижаты к горлу, словно она пыталась остановить фонтан бьющей крови, а ноги были неловко раскинуты в стороны, как будто она яростно пыталась отбиться от подступающей смерти. Невидящие округлившиеся глаза смотрели в потолок, рот был удивленно открыт, будто она не понимала, что с ней произошло. Филу стало отчаянно жаль ее.

Рядом с ним возник Микки Филипс.

— Доброе утро, босс.

— Микки, — ответил Фил, продолжая смотреть на тело, — что у нас есть?

Микки открыл свой блокнот.

— Зовут ее Зоя Херриот. Логопед из Центральной больницы. Нам позвонил ее бойфренд.

Фил нахмурился.

— Бойфренд?

— Очевидно, у ее подруги были проблемы. И она осталась у нее ночевать.

Фил кивнул, все еще не глядя на сержанта. Однако он понимал, что Микки сейчас внимательно смотрит на него и в конце концов поднял на него глаза.

— Что еще?

Микки быстро отвел взгляд в сторону.

— Ничего, босс. Просто… ничего.

Фил понимал, что со стороны он сейчас должен выглядеть, мягко говоря, неважно. Но ему было все равно. Вчера вечером он прочел письмо Марины. Насчет того, что для принятия своих решений нужно пространство. Что ей нужно время, чтобы все обдумать. Она забрала Джозефину с собой и обещала заботиться о ней. Просила не звонить ей, не искать с ней связи. Просто дать ей время и пространство. Чтобы она могла поднять голову.

Чтобы разобраться с моей любовью.

Он понятия не имел, что это должно означать. Но это его пугало.

Когда он отложил письмо, то почувствовал появление первых слабых признаков приступа паники. Ему пришлось встать, пройтись по дому, делая глубокие вдохи и выдохи и пытаясь сбросить с себя этот гнет. Но он все равно постоянно возвращался к письму, снова читал и перечитывал его, искал в нем какие-то зацепки, скрытый смысл, что-то, что могло подсказать ему, куда она уехала и что делает. Она была любовью всей его жизни. Ради нее ему слишком через многое пришлось пройти, чтобы она могла вот так опять оставить его.