На душе было неспокойно, нервное возбуждение не уходило. Он пытался убедить себя, что это все из-за нового дела. Но сам он знал, что это не так. Он понимал, что у этого есть другие причины.

Он чувствовал, что, куда бы ни пошел в этом доме, повсюду натыкается на невидимые стены, которые не мог обойти, через которые не мог перелезть, которые не мог даже заметить.

Был ранний летний вечер, солнце еще не село, на улице было светло. Сразу за входной дверью открывался красивый и безмятежный вид на прогулочную зону у реки. Они втроем могли бы пойти погулять, посадили бы Джозефину в коляску и поехали бы вдоль берега. Возможно, остановились бы что-нибудь выпить в «Розе и короне», сели бы на набережной и смотрели, как в лучах заходящего солнца лодки качаются на волнах прилива.

И наслаждались бы жизнью. Радовались бы тому, что они есть друг у друга: у нее — он, у него — она. В общем, жили бы полной жизнью.

В нем нарастало раздражение. Сильное раздражение. Именно так он и представлял себе свою жизнь, когда переезжал в Вивенхое. Именно это они и должны были бы делать. Вместе с Мариной и Джозефиной. Расслабляться, получать удовольствие. Наслаждаться обществом друг друга. Как настоящая семья.

Но вместо того Марина вела совершенно отдельную от него жизнь, словно находилась в каком-то герметическом стеклянном ящике. Он мог видеть ее, даже слышать, но при этом не мог протянуть к ней руку, не мог коснуться ее. Его бы так не задевало, если бы это был кто-то другой. Кто-то, кто не значил бы для него так много, как она. Не значил бы для него все. Но это была она. Она не пускала его, исключала его из чего-то — из своей жизни! — и от этого было больно. Очень больно.

Он допил пиво и пошел в кухню за следующей бутылкой. И остановился. Нет, подумал он. Это не решение.

Вместо этого он повернулся и пошел по лестнице наверх. Медленно, чтобы не разбудить их.

Вчера вечером все было точно так же. Когда он пришел, Марина уже спала. Или прикидывалась спящей. Он был уверен, что она притворяется, просто лежит неподвижно в ожидании, когда он выключит свет и заснет.

Хотелось бы ему знать, почему она так делает.

Он открыл дверь в спальню. Опять медленно, осторожно. Заглянул внутрь, ожидая увидеть Джозефину в кроватке, ее крошечное идеальное личико, и лежащую рядом Марину.

Но ничего этого не было.

Он полностью открыл дверь, уже не беспокоясь о том, что может нашуметь.

Детская колыбель была пуста, как и кровать рядом с ней.

Он заглянул в другие комнаты, позвал Марину. Ответа не было.

Быстро спустился вниз, проверил первый этаж. Пусто.

Должно быть, она забрала Джозефину на прогулку, подумал он, и мозг пронзила острая зависть. Увела ее на прогулку, на которую он сам хотел повести свою семью.

Он проверил детскую коляску. Ее на месте не было.

Тогда он снова вернулся в гостиную и огляделся еще раз. И обратил внимание на книгу в мягком переплете, которую перед этим читала Марина. Из-под нее что-то выглядывало. Он пересек комнату и поднял книгу. Под ней лежал сложенный лист бумаги, на котором было написано его имя. Он развернул его и увидел только первое слово.

Прости…

Затем прочел все остальное.

И тяжело опустился в кресло.

— О нет… Господи, нет…

Они ушли. Марина, Джозефина. Его семья.

Ушли.

— Вы уверены? — Роза Мартин внимательно посмотрела на Марка Тернера. — Вы уверены, что здесь больше никого нет?

Он пожал плечами.

— Моя девушка. Моя новая девушка. Она… валяется в постели.

Голос его упал.

Роза сдержала улыбку.

— Ну хорошо, — сказала она. — Итак, вернемся к Сюзанне. Вы были с ней вместе… Сколько?

Она сверилась с записями Анни.

— Два года.

— Вы были счастливы?

Он пожал плечами.

— Да. В основном. Сами понимаете. По-разному, то вверх, то вниз.

— Вы скучаете по ней?

Он ответил не сразу. Сначала посмотрел в сторону лестницы.

— Это… это уже прошло.

Роза понимающе кивнула. По ходу их беседы Марк Тернер откинулся на спинку, уселся поудобнее. Похоже, он немного расслабился, стал выглядеть менее заученным и более общительным. На вопросы, на которые знал ответ, он отвечал более доверительно. Все идет хорошо, подумала она. Еще пара вопросов, и можно идти домой. Она заглянула в свои записи.

— А Энтони Хоу? Каким образом он с этим связан?

Настроение Тернера мгновенно переменилось. Он сел прямо и напрягся.

— Он… Спросите у Сюзанны. — Губы его скривились, в голосе послышалась враждебность. — Спросите у нее.

Роза подумала, что он произнес это «у нее» так, будто хотел сказать «у этой шлюхи».

— А я спрашиваю об этом у вас.

Пальцы Марка Тернера заволновались, беспокойно забегали, как у барабанщика-наркомана в поисках палочек.

— Это…

Дыхание его стало прерывистым. Было впечатление, что он пытается удержаться от того, чтобы сказать то, что действительно хотел сказать. Он снова откинулся назад.

— Нет. Там сплошная ложь на лжи. Спросите ее.

Роза понимала, что больше она от него по этому вопросу ничего не добьется.

— Где вы были вчера ночью, мистер Тернер?

— Здесь. — Он нахмурился. — Когда прошлой ночью?

Роза с трудом сдержала улыбку.

— Порядок неправильный.

— Что?

— Сначала вы должны были бы спросить, о каком именно времени я говорю, а потом ответить, где вы были.

Лицо его напряглось. В глазах зажглись жесткие, злые огоньки. Казалось, он снова пытается сдержаться, чтобы не высказать то, что ему хотелось сказать.

— Я не вламывался в ее квартиру. Я не бил ее или что там с ней сделали. Я был здесь. Всю ночь.

— Вы были один?

Он заколебался.

— Нет.

— Вы были с…

— С моей девушкой.

— Кто она?

— Она не должна быть втянута во все это. Я не хочу, чтобы она… пересекалась с Сюзанной. Прошу вас.

— Если она является вашим алиби, то этого не избежать. Это она сейчас наверху?

Он кивнул.

— Она… спит. Не хочу беспокоить ее.

— Она спит довольно шумно.

— Да, — слабо сказал он, — так и есть.

— Хорошо. Итак, вы были с ней всю ночь. Что вы делали?