Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это вторая важная фотография в жизни Чжань Гобиня. Он не имел возможности отказаться. На снимке круглолицая большеголовая Цзя Чуньцзяо сияет от счастья. По просьбе фотографа она чопорно склонила голову к плечу мужа, отчего одна из коротких туго заплетенных косичек внезапно взметнулась, будто готовая лопнуть. Чжань Гобинь выглядит куда более серьезным: худощавый, с глубоко посаженными глазами и чуть затуманенным взглядом; губы его сжаты слишком плотно, отчего у уголков образовались морщинки. Не самый счастливый вид. Когда он радуется, то уголки губ и глаз смотрят вверх. На снимке же он задумчив. Получив фотографии, Чжань Гобинь сказал, что совсем не похож на себя. Цзя Чуньцзяо согласилась: ей казалось, что в жизни Чжань Гобинь симпатичнее и моложе.
(6)
Свадебные фотографии Чжань Гобиня, похоже, проливали свет на происходящее, намекая на ту тень, что легла на их супружескую жизнь. Несколько лет спустя Чжань Гобинь снова посмотрел на снимки и все понял. Цзя Чуньцзяо тоже ощущала это. Она часто удивлялась тому, что муж совершенно равнодушен к этой замечательной памятной карточке.
Долгое время после свадьбы Чжань Гобинь оставался равнодушным не только к их свадебным фотографиям, но и к самой жизни. Длительные размышления тихими сельскими ночами, рискованные предположения и сильная воля способны подавить столь же сильные чувства: ради идеального будущего ему пришлось отказаться от городской девушки и выбрать деревенскую!
Горячий воск капнул на руку. Чжань Гобинь не спал до рассвета и в темноте пошел к колодцу, окунул пылающую голову в ведро и почувствовал, что холодная колодезная вода пробирает до костей. Такое не забудешь! Жаль, что результаты не оправдали его личных ожиданий. Все прошло слишком гладко. Видимо, не один Чжань Гобинь вел секретную битву — здесь всем заправлял местный «император» секретарь Цзя. Как только Чжань Гобинь почувствовал, что им манипулируют, предыдущий напряженный мыслительный процесс и все его воспоминания потеряли смысл. Предполагалось, что Чжань Гобинь — представитель образованной молодежи, имеющий личные достижения и политический капитал, — соответствует критериям, необходимым для рекомендации в лучшие университеты Китая. Почему же он поступил во второсортный педагогический институт? Как вообще он может строить жизненные планы вокруг намерений секретаря коммуны Цзя?
Ладно, скоро план будет воплощен в жизнь; его новорожденный сын живет в городе, тогда как многие образованные люди все еще мучаются в деревнях. Чжань Гобиню следовало бы жить и радоваться. Он и правда испытывал именно эти эмоции. Но теперь, когда он достиг цели, что ему делать? Каждый день он ходил на работу, читал газеты, пил чай. Летом ездил в Ухань — проведать родителей, и в Цзянлин — навестить свекровь. Как-никак он был знаменитостью, но стал ощущать, что уже ничем не отличается от простых людей.
После рождения сына Цзя Чуньцзяо все меньше заботилась о Чжань Гобине. Цзя Чуньцзяо, которая до замужества стеснялась носить юбки, после родов стала другим человеком: она кормила грудью у ворот общежития, сидела на маленькой скамейке лицом к большой спортивной площадке, задрав просторную белоснежную одежду и демонстрируя обнаженную грудь. Однажды учитель физкультуры в спортивной куртке, со свистком, свисающим с коротенькой шеи, ходил перед ней туда-сюда гоголем, поигрывая мускулами и не сводя глаз с ее груди. Цзя Чуньцзяо хихикнула и воскликнула:
— Вали отсюда! Молока хочешь? Все мое молоко только для сына.
Учитель физкультуры хмыкнул:
— Ну, для сына так для сына. Дашь мне молочка — буду называть тебя мамой.
Цзя Чуньцзяо засмеялась еще более самонадеянно и фыркнула.
Подобная ситуация случалась не раз и не два, и все преподаватели педагогического института втайне сплетничали. Чжань Гобинь дико злился, ему было стыдно перед коллегами и студентами. Как-то вечером поведение Цзя Чуньцзяо вывело его из себя. Но та в ответ привычно хихикнула: «Ладно, ладно, все мое молоко лишь для тебя, хорошо? Давай покормлю!»
Цзя Чуньцзяо задумала все так, чтобы трансформировать гнев Чжань Гобиня в любовь и ревность, и воспользовалась возможностью пофлиртовать. Чжань Гобинь удивился до глубины души. Оказывается, Цзя Чуньцзяо, сельская учительница, ничем не отличалась от других сельских женщин. По их представлениям, как только женщина раздвигает ноги и рожает, она больше не обязана сохранять женские секреты. Вульгарный флирт с мужчинами — обычное явление в их жизни. На фоне его никчемной жены Лю Яньни, Яо Ли и многие другие красивые образованные молодые женщины казались элегантными, сдержанными, утонченными; они воссияли в ночном небе Чжань Гобиня с небывалой яркостью. Но Чжань Гобинь понимал: теперь он женатый мужчина! У него никогда не будет шанса завести роман с кем-то из городских женщин, по которым он так тоскует. О, небеса! Жизнь так жестока, почему он не подумал об этом до свадьбы?..
Цзя Чуньцзяо, хихикая, пыталась сунуть налитые груди в рот Чжань Гобиня. Чжань Гобинь задохнулся от сильного запаха молока и пота женских подмышек. Сперва он разозлился, но затем ощутил мощный прилив возбуждения. Гнев потерпел поражение, как это часто бывало.
А что он мог поделать? Цзя Чуньцзяо идеально подходила командиру Лю, с которым была помолвлена раньше. В обычной жизни она так же харкала, сморкалась и портила воздух после еды. В любой ситуации его жена могла небрежно высморкаться сквозь пальцы, затем стряхнуть сопли с руки, надеть туфлю и начисто вытереть пальцы прямо об обувь. Позволяла она себе подобное и в Ухане, в доме родителей Чжань Гобиня, за обеденным столом, в присутствии младших брата и сестры. Родные Чжань Гобиня делали вид, что ничего не замечают. Но лишь делали вид. Хотя было бы неплохо, если бы все сделали вид, будто не могут мириться с подобным явлением. Однако такова семейная привязанность. Он уже довольно долго жил вдали от семьи, понимал, что к чему, и молчаливо принимал притворство родных. Теперь он привозил жену и сына в Ухань только на Новый год, когда полагалось воссоединяться с семьей.
Накануне Нового года они приходили на ужин к его родителям, на следующий день вместе с Чжань Хунвэем поздравляли дедушек и тетушек, а потом садились на автобус дальнего следования и ехали к его свекрам. В деревне Чжань Хунвэй тут же убегал играть с деревенскими ребятишками. Цзя Чуньцзяо расслаблялась и расплывалась в улыбке — она чувствовала себя здесь как рыба в воде. Чжань Гобинь продолжал притворяться вежливым, продолжал изображать, будто ничего не видит. А Цзя Чуньцзяо испытывала неловкость каждый раз, когда ездила к родным Чжань Гобиня.
Как-то она стала допытываться:
— Я им не нравлюсь?
— Ну что ты! — воскликнул Чжань Гобинь.
— Значит, ты им не нравишься?
— Ну что ты!
— Им не нравится