Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полупочтенный, у меня была масса возможностей изучить вашу публику. Поэтому не валяйте дурака. От вас несёт конторой, как от алкаша – сивухой.
– И вы не хотите узнать, кто я такой?
– С вашими возможностями вы можете сделать липовые документы на любое имя.
Азиат, примостившись в углу, рассматривал ремонтника.
Людей такого типа он встречал, но редко.
Вкратце его ознакомили с биографией этого человека.
Несколько лет тому назад ремонтника на суде защищал один из лучших адвокатов страны. Приговор был – два года тюремного заключения за спекуляцию. На свободе у осуждённого осталась сожительница и маленькая дочь. Благодаря решению судьи об отбывании срока наказания не в колонии, а в тюрьме отсиживать предстояло в том же городе. Эти два года должны были стать хотя и очень неприятным, но кратким мигом в биографии.
Адвокаты были хорошие. Конфисковали по приговору, конечно, изрядно, но далеко не так много, как хотелось бы. За сожительницей осуждённого осталась приличная сумма денег и много хороших вещей. В частности, дорогое кожаное пальто. В нём она и гуляла в начале восемьдесят четвёртого в городском парке с маленькой дочерью, когда к ней подошёл грабитель.
Потом, говорят, он долго трясся и причитал. Потому что – абсолютно не его масть. Попугать ножиком – да, хотел. Он всегда так делал. А решительного отпора от молодой женщины, натерпевшейся всякого за последнее время, не ожидал. И как оно так вышло... Он честно этого не хотел! Он всегда до ужаса боялся мокрых дел! Он только хотел попугать, чтобы дамочка в импортном шмотье, одиноко гуляющая с маленькой дочкой в глухом уголке парка, не рыпалась. Не убегал от милиции, так и стоял, в состоянии шока, над телом женщины, убитой одним ударом ножа. Сразу признал свою вину и всё рассказал, как было.
Его должны были содержать в СИЗО, но отдельного СИЗО в маленьком городе не было. Был только спецблок в местной тюрьме – Варском централе. Куда убийцу и отправили. Но в спецблок он не попал. По ошибке (формально – именно по ошибке) преступник попал в одну камеру с сожителем убитой им женщины, и тот свернул ему шею.
Сейчас этот сожитель сидел на табуретке у верстака и вежливо, но вполне доходчиво хамил их старшему. Хотя… кажется, он действительно потерял в этой жизни всё.
Но, чёрт возьми – это вот сейчас что было? «Несёт конторой за три версты». Это паранойя, озарение, случайная догадка, особый род чуйки на опасности… – что?
А ремонтник не обращал на азиата никакого внимания.
– Так чего вы хотите, полупочтенный?
– Разговора по душам хочу, Джордж Маркович.
– А точнее?
– Вы когда последний раз писали сочинение?
– В школе, в выпускном классе.
– И какая была отметка?
– «Хорошо».
– А на «отлично» написать могли бы?
– Смотря на какую тему.
– Вы быстро соображаете. Я бы хотел, для начала, чтобы вы сходили в магазин канцтоваров и купили там школьную тетрадку. И в ней написали бы максимально обстоятельное сочинение на тему «Как я общался с Иудушкой Брахтом». Чем больше подробностей – тем лучше. Самые мелкие детали. Всё, что только сможете вспомнить.
Впервые за всё время разговора ремонтник внимательно обвёл взглядом всю троицу.
– А вам это зачем, полупочтенный? И что произойдёт, если я вас просто пошлю к чёрту?
– Хорошие вопросы, Джордж Маркович. Только пока что вопросы задаю я. Поэтому следующий – чем вам так дорог майор советской милиции товарищ Можейко, чьё фото на городской доске почёта вы за последние две недели минимум трижды рассматривали не меньше, чем по десять минут? Да-да, я в курсе и насчёт этого. Подходили и рассматривали. Подолгу. Зачем?
– Захотелось.
– Я бы хотел услышать более детальный ответ.
– А я бы хотел, чтобы вы освободили помещение. Рабочий день закончился, мне пора домой.
– Джордж Маркович, так вы же здесь и проживаете. Номинально вам дали после освобождения комнату в общежитии, вы за неё аккуратно вносите квартплату, а ночуете обычно прямо здесь, на рабочем месте. Вон и раскладушку себе поставили. Тоже, кстати, почему?
– От большой любви к советскому народу и его передовому классу – пролетариату. Просто обожаю наших трудящихся и их посиделки на коммунальной кухне.
– Вот это уже лучше – ближе к истине. Так всё-таки – чем вам так глянулся майор Можейко?
– Для меня он лучший милиционер Советского Союза. Я в восхищении.
Он продолжал внимательно разглядывать всю троицу. Крепкие мужики средних лет и младше, одеты в неприметное, слегка поношенное и сугубо гражданское, внешность тоже ничем не примечательная…
– Это как-то связано с тем, что именно Можейко проводил в своё время обыск в квартире вашей сожительницы по вашему уголовному делу?
От этого взгляда азиат слегка поёжился. Обыватели так не смотрят. При подобных разговорах они или запуганы, или, наоборот, начинают кричать, истерить... В глазах, соответственно, или страх, или черти пляшут. Ремонтник обвёл всех троих тяжёлым равнодушно-презрительным взглядом. Такие азиат видел, когда ему на учёбе показывали фотографии фашистских карателей из старых уголовных дел военной поры. Ничего в тех глазах не было – только равнодушная готовность убивать, если скажут.
– Если вы хотите продолжения разговора, полупочтенный, то вам всё-таки придётся ответить на несколько моих вопросов. Для устранения некоторых непоняток.
Ремотник произнёс это таким тоном, словно не сомневался – ему сейчас ответят.
– Задавайте, Джордж Маркович.
– Номер раз – к чему вы устроили цирк? Вот эти два клоуна – они вам для чего? Вы не похожи на хлюпика – случись в нашем разговоре какое-то недопонимание, явно и сами бы справились, если бы я набросился на вас, например, с молотком. Решили меня попугать?
Молдаванин уже хотел что-то сказать, но жестом старшой остановил его.
– Зачем вы, Джордж Маркович, вот так –