С достоинством выдержав Таню с ее панической атакой, Красков спокойно поставил мокрую рыжую бестию под козырек у входа в метро.

– Если тебе не понравилось со мной целоваться, – изрек Ваня философски, поправляя раздраконенный галстук, – так и скажи. Я просто не хотел, чтобы тебя сбила машина.

– Да, не понравилось! – по инерции выкрикнула Таня, и у нее самой в ушах зазвенело от собственного голоса. – Больше так не делай.

– Принято, – сдержанно кивнул Красков. – Извини, – и, развернувшись, исчез за дверьми подземки.

Стыд накатил на Таню уже через пару минут. Мимо прошла пожилая пара, неодобрительно косясь на шумную девицу. Мужик с сигаретой смотрел на Таню так, словно не будь его руки заняты медленным самоубийством, то он не преминул бы покрутить пальцем у виска.

Пытаясь сохранить остатки достоинства, Таня одернула блузку и машинально взглянула на свое отражение в стеклянной двери. И вот тут ей стало все ясно окончательно. Красков не на палубу ее тащил и не в пещеру. И уж тем более не в свой домик среди сосен. Он нес ее от людей подальше исключительно ради всеобщей безопасности, чтобы вот эта вот потрепанная кикимора не пугала законопослушных участников дорожного движения. В таком виде Таня вполне могла бы пройти кастинг в японский фильм ужасов: вода стекала ручьями по бесформенному рубищу, которым она надеялась отвадить Краскова, пряди волос прилипли к лицу, тушь потекла. И она еще верещала во все горло, боясь, что Ваня на нее покусился! Какое там! Пожалел ее, как Каштанку, – вот и вся неистовая страсть.

Таня добиралась до дома в мрачном расположении духа, размышляя, что если она и заработает себе пневмонию, то явно заслуженно. Чем ближе подходила к своей хрущевке, тем сильнее злилась на себя и на Люську. Чья была идея пойти с Ваней на свидание? Кто удумал, что из Тани получится двойной агент? Нашла тоже подсадную утку!

На сей раз Люська даже не произнесла свое излюбленное «Ну как?» – все было понятно по одному Таниному виду. И вместо того, чтобы изводить подругу допросами, Люся, надо отдать ей должное, молча пошла в ванную, включила горячую воду, а потом протянула Тане махровый халат.

Кипяток смыл остатки позора, прикосновений Краскова и эпидермиса, и Татьяна, обновленная и красная, будто ее растерли свежей свеклой, вернулась к насущной проблеме. А именно: что делать дальше.

Обсуждать что-либо с Люськой было уже слишком поздно, она уже смотрела десятый сон к тому моменту, как водные процедуры закончились, поэтому Таня оказалась предоставлена сама себе. Полночи она лежала, провожая по стене взглядом рыжие полосы от фар машин, и думала. Думала, бороться ли дальше с Байгозиным или свалить все на высший суд. Думала, не плюнуть ли на все и не пойти ли к Люське в салон, чтобы выучиться на маникюршу, мастерицу накладных бровей или что нынче в тренде. А еще думала, не поехать ли назад в Уфу, чтобы больше никогда не встречать Краскова. Восстановиться в институте, по вечерам подрабатывать в придорожной тошниловке и сделать вид, что такой строчки, как «помощник руководителя», в ее биографии не было. Все варианты вызывали у Тани такую безысходность, что хотелось выпрыгнуть из окна, повиснуть на столбе ближайшего фонаря и тихонько подвывать, раскачиваясь из стороны в сторону.

Когда Таня уже решила, что спать больше не сможет никогда, – такое случается, когда слишком много думаешь, – сон все-таки пришел. Но такой, что Таня затосковала по бессоннице: ей привиделось, что она лезет по отвесной стене на мрачное серое здание и почему-то знает, что там, внутри, проходит международный форум «Синтезия». Цепляется ногтями и какими-то железными крюками за фасад, внизу – пустота, кажется, одно лишнее движение – и Таня рухнет, да так, что ее не соберут в подобие человека даже самые опытные патологоанатомы. И плана у нее толком никакого нет, зато к поясу привязаны гранаты, висят гроздьями и опасно позвякивают, стукаясь друг о друга. И когда Таня наконец подтягивается к самому важному окну, то видит через грязное стекло, что на сцене вместо Байгозина выступает Ваня. Шагает туда-сюда перед публикой в дорогом костюме и стильных узких очках без оправы, и полный зал девушек ему аплодирует в экстазе. И тогда Таня из последних сил выдергивает зубами чеку, швыряет в приоткрытую форточку гранату, и она катится по проходу между рядами прямо к сцене. Чпок! – и она выплевывает облако блестящих конфетти. В зале становится тихо, а Красков смотрит на Таню через окно, ехидно улыбается и выдает:

– Танечка-Танечка! Хорошая моя, когда же ты наконец повзрослеешь?

И тут ее пальцы, мокрые от холодного пота, соскальзывают, и Таня летит вниз, в непроглядную черноту.

– Эй! Танюха! Тандыр! – доносится оттуда глухой, как из консервной банки, голос Люськи…

Таня с трудом нащупала границу между сном и явью, а когда уцепилась, то заставила себя раскрыть глаза. Над ней нависало круглое, как сырная головка, и примерно так же пахнущее лицо Люськи.

– Ты чего? – Таня подскочила от неожиданности.

– Это ты чего! Кричала тут… Кошмар, что ли?

– Не то слово… Я тебя разбудила?

– Ну… Через полчаса все равно вставать. – Люська присела на край Таниной кровати, подобрав ночнушку. – Я вот что… Ты из-за Коли своего психуешь, да? Не, он козел, козлище тот еще. Я сама тебя подбивала ему надавать по первое число. Но я это… Ну, может, перегнула слегка?

– В смысле? – удивилась Таня.

– Ну, не твое это… – Люська замялась. – У тебя по ходу крышак отъезжает уже из-за всего. Зря я, короче. Ты вон вчера пришла, сама на себя не похожа. Сегодня ночью вопила, как мой дядька, когда у него камень почечный выходил. Ну, кому вот оно надо, а? У тебя в группе девиц теперь целый табун, пусть они сами Байгозина и порешают, как хотят. Давай я с Ларисой сама поговорю еще разок, может, она тебя возьмет. Ну, хоть на испытательный.

Таня ушам своим не верила. Люська, которая вчера еще ее руками и ногами выпихивала, которая сама же и была главным инициатором всего возмездия, вдруг предлагает сдаться? Пойти и ползать на пузе перед Ларисой? Опять унижаться? Таня откинулась на подушку и провела рукой по лицу, стараясь проснуться окончательно.

– Ты издеваешься, да? – протянула она.

– Нет, просто чего-то жалко тебя стало.

– Жалеть, Люсь, надо Байгозина. – Таня приподнялась на локтях. – Я не понимаю: ведь все знают, что он за птица, и пытаются меня отговорить. Вы что все, реально не видите, что он делает?

– Да нет, я…

– Он Ольгу довел до того, что она потом у психолога год лечилась. И до сих пор ходит. И компроматы все ее завернул. И сейчас – я свалю, и он подумает, что он вообще безнаказанный. Он же богом себя считает!

– И я тебе это говорила, – вставила Люська.

– А я не слышала, потому что он мозги умеет промывать. И сейчас тоже – все решат, что просто какая-то ревнивая девка взбаламутилась, а он – гений. И все это опять загнется, не начавшись. Нет, я теперь должна все доделать! Сейчас момент тем более удачный.