– Тебя это не касается, – буркнула Таня.

– Ты мне нравишься, серьезно. – Он взял ее за подбородок. – И сейчас я меньше всего хочу ругаться из-за Байгозина.

Таня нервно сглотнула, чувствуя, как немеют ноги, но моральных сил вырваться не нашла.

– Хочу целоваться. – Ваня склонился над ней, и Таня запаниковала.

Внутри все трепыхалось, хотелось запищать и рвануть с места, размахивая руками и ногами, броситься куда подальше, но она будто прилипла к асфальту. Зачем?! Зачем он опять это делает? Почему дразнит ее? Хочет завербовать окончательно? Чтобы она превратилась в безвольную тряпочку, как это было с Байгозиным, сдала пароль от группы и всех участниц? К чему эти грязные приемы? Она ведь живой человек!

Как было бы здорово, если бы Таня могла слепить из этого потока сознания нечто членораздельное и высказать Краскову в лицо! Но она замерла, вытянулась, как змееныш перед дудочником, даже, кажется, приподнялась на цыпочки. И Ваня, не встретив никакого сопротивления, сделал то, что хотел.

Теперь его поцелуй не был похож на блицкриг, но все же на долю секунды лишил Таню возможности соображать. В руках Краскова она чувствовала себя такой маленькой, миниатюрной… Как будто игрушечной. Нет, она за всю жизнь успела привыкнуть, что в полном вагоне метро она не видит ничего, кроме одежды соседнего пассажира, что без стремянки ей до верхних полок на кухне не добраться, что у нее всегда спрашивают паспорт в винном магазине, а если она не накрасится, то к ней будут обращаться исключительно «Эй, девочка!». И единственный бонус ее роста – это с комфортом летать в экономклассе, потому что никуда не упираются коленки. Таня привыкла на подавляющее большинство людей смотреть снизу вверх, но Красков… Он был слишком большим даже для человека обычного роста. Вот уж кому, наверное, всегда есть чем дышать в метро в час пик!

С Байгозиным было удобнее: глаза в глаза смотреть, не задирая шею, и целоваться. Удобнее – да, но приятнее ли? Губы Краскова были сухими и не такими мягкими, как у Коли. Но отчего-то Таню тянуло прижаться к ним еще сильнее, словно через них Ваня делился с ней силой. Его поцелуй трудно было назвать искусным, зато мужественности в нем было хоть отбавляй.

Каждая девушка хоть раз в жизни мечтала, чтобы перед ней нарисовался эдакий брутальный мачо, гора мышц. Мужик, который не будет лить в уши всякую витиеватую дребедень, а без лишних предисловий подхватит, перекинет через плечо и утащит в свою берлогу. А уж там, обуреваемый неистовыми страстями, сделает со своей избранницей все, что вздумается. И хотя девушка будет из последних сил хвататься за свою нравственность и моральные принципы, тело ее, конечно, предаст, и она с головой нырнет в пучину безумных удовольствий. Конечно, дальше фантазий и любовных романов обычно не идет, потому что если в реальной жизни вдруг из-за угла возникнет эдакий небритый субъект и попробует утащить куда-то девушку, то в лучшем случае она успеет вызвать полицию, а в худшем – попадет на первую полосу «Криминальных хроник».

Красков, к счастью, Таню никуда не потащил, но в его поцелуе было что-то из самых потаенных девичьих фантазий. Он – суровый пират и гроза морей, она – несчастная жертва работорговцев. И вот он поймал ее при попытке побега с корабля, стиснул в объятиях прямо на палубе, а холодный ветер треплет ее юбку, и где-то вдалеке слышатся первые раскаты грома… По крайней мере, ветер и правда разыгрался нешуточной, и вроде бы даже громыхнуло. И то ли от того, что сама стихия подыграла Таниным мыслям, то ли теплые ладони Вани согрели талию сквозь ткань блузки, но крупная волна мурашек окатила девушку с ног до головы, а колени предательски подкосились.

И в эту самую секунду ливануло. Дождь начался резко – и без предупредительных капель, сразу стеной. Будто кто-то сверху глянул вниз на Таню, которая бессовестно обмякла в руках здоровенного мужика на первом же свидании, и нажал на кнопку «Не хочу это видеть»: небо заволокло тучами цвета мокрого асфальта, странная парочка, вмиг промокшая до нитки, оказалась в середине бутерброда, – чернота над головой и чернота под ногами.

Вода, хоть и не ледяная, отрезвила Татьяну. Вернув контроль над собственным телом, она прогнала дурацкие мурашки и непрошеную дрожь, а в особенности – фантазию про пирата. Оттолкнула Ваню, сама отпрыгнула на шаг в сторону, почти ничего не видя. Отчасти – из-за серой стены дождя, отчасти – из-за тумана перед глазами.

– Это ничего не значит! – выпалила она в мокрую пустоту перед собой и бросилась прочь.

Ее не заботило, насколько глупо она выглядит и что подумает о ней Красков. Паника душила, а светские экивоки отступили на второй план: надо было спасаться, и как можно скорее. И черт с ним, пусть решит, что она сумасшедшая! Пусть держит ее за истеричку – так даже лучше! Не хватало ей снова влюбиться, влезть в отношения, которые могут быть куда токсичнее предыдущих. Потому что Байгозиным она восхищалась, преклонялась перед его умом, а здесь… Сама себя не узнавала. В ней вдруг проснулось что-то животное, максимально далекое от здравого смысла. Минуту назад Таня не владела собой, и если бы не дождь – спасибо, Вселенная! – она бы увязла по уши и наутро проснулась в домике среди сосен без пяти минут мадам Красковой. Ей бы вручили фартук, половник, и она бы снова зависела от мужчины, жила как во сне, забыв о себе и своих мечтах, опять стала бы тенью другого человека. Разве ради этого она собиралась с духом, чтобы порвать с Байгозиным?

Таня стремглав неслась по улице, хлюпая промокшими насквозь балетками. Красков что-то кричал ей, но она не слышала – или не хотела слышать. Только стойкое нежелание попасть в психушку удерживало ее от того, чтобы заткнуть уши и по-детски заверещать «ла-ла-ла». Не слышала она и оклик случайного прохожего, не видела, как зажегся на другой стороне дороги красный светофор, ломанулась прямо на проезжую часть…

Красков каким-то чудом схватил ее в последний момент, за долю секунды до того, как в полуметре от Тани, сигналя, пролетела машина. Дернул на себя, а потом молча подхватил на руки и куда-то понес.

– Отпусти! – Таня не поняла, чего испугалась больше: что чуть не попала под колеса или что сцена из дурацкого романа претворяется в жизнь полным ходом. – Пусти! – Стукнула Ваню кулаком в плечо. – Я сама!

Но он игнорировал ее вопли и жалкие попытки отбиться. Со своим обычным непробиваемым лицом Красков нес ее, не обращая внимания ни на прохожих, ни на угрозы и проклятия, которые она изрыгала. А Таня не скупилась на выражения. За всю жизнь она не произнесла столько бранных слов, сколько за те сто метров, что Ваня тащил ее на руках. Мокрая до нитки, она не чувствовала холода: злость согревает куда лучше сухого шерстяного свитера. Красков услышал о себе много нового. Что он, к примеру, маньяк, которого ждут в «Белом лебеде», что Таня прямо сейчас пойдет писать заявление в прокуратуру, что это насилие над личностью и вообще похищение и она не поленится собрать свидетелей… Словом, если бы нечто подобное произошло на страницах классического любовного романа про безудержную страсть одинокого пирата и робкой Жозефины, никто бы и никогда больше не стал читать этого автора.