— прапорщик из женского батальона смерти. Того самого, которым командовала храбрейшая из женщин прапорщик Бочкарева.

— Ура! — перебивая ее, снова провозгласил поручик, пристраиваясь рядом с Анфисой.

— Да, да, господа, я служила у Бочкаревой! Это удивительная женщина. Муж у нее погиб на германской, и она решила мстить за него. Шесть раз была ранена, заслужила солдатского Георгия. Кто из вас, господа, может сравняться с ней?

— Никто! — услужливо подхватил поручик. — Но в предстоящих боях...

— Докажите это в предстоящих боях, — с вызовом продолжала Ксения. — А пока что я выдам вам один секрет. По виду сия Бочкарева страшненькая, не приведи господь. Ни мужик, ни баба. И несмотря на это, многие офицеры пытались добиться ее благосклонности. Она же с презрением отвергала их, говоря, что, пока мы не одержим победу над немцами, она не подпустит к себе ни одного мужчину.

— Но простите, Ксения Николаевна! — бурно запротестовал Чаликов. — Я решительно против утверждения Бочкаревой. Ну что за вздор! Никто так не воодушевляет мужчин на подвиги, как женщины. Так было во все века.

— Вы могли бы добавить: красивые женщины, — подчеркнула Ксения. — У меня была задушевная подруга — Маргарита, дочь адмирала Скрыдлова. Вот это была красавица! С нее иконы писать. А она с винтовкой — в атаку.

— Выпьем же за женский батальон, но не батальон смерти, а батальон жизни! — провозгласил громадный, дотоле молчавший с мрачным, отрешенным видом офицер с погонами артиллериста.

Его предложение было встречено бурным ликованием.

— Господа, а какие были бои у Сморгони в июле семнадцатого! — все более распалялась Ксения. — Ранило Бочкареву. Взрывом снаряда контузило меня и Маргариту. Но мы не отступили. В тех боях было взято две тысячи пленных. Женщины показали мужчинам, как должно воевать.

— Виват! Слава! — пытаясь обнять и поцеловать Ксению, визжал поручик. — Ксения Николаевна... Ксюша... Выпьем на брудершафт!

— Вы же знаете историю войн, господа. Ни в одной воюющей армии не было женских батальонов, кроме русской.

Чаликов, пританцовывая вокруг Ксении на манер горячего коня, жадно ловил каждое ее слово.

— Да, господа, я подтверждаю — кроме русской! — заученно повторил он. — И я предлагаю не далее как завтра сформировать команду женского бронепоезда. И назвать ее «Прапорщик Ксения Варенцова-Гнедич».

— Прекрасная идея!

— Вашими устами, господин полковник, глаголет сама мудрость!

— Это будет самый непобедимый бронепоезд!

— Однако, господа, справедливо назвать такой бронепоезд «Прапорщик Бочкарева», — скромно возвестила Ксения. — Я польщена, но, право, не рискнула бы идти под команду полковника Чаликова.

— Я в полном замешательстве... Ну почему же... — растерянно заморгал длинными ресницами Чаликов. — Неужто я успел зарекомендовать себя как деспот?

— Властолюбие — вовсе не порок, — поспешила успокоить его Ксения. — Вы меня превратно поняли. Мое отношение к вам, Аркадий Аристархович, надеюсь, вам хорошо известно. — Ксения многозначительно посмотрела на Чаликова. — Просто мне жалко моих кос. Однажды, когда я вступила в женский батальон, мне их уже остригли. И вот теперь, когда они отросли, мне вновь предстоит такая же малоприятная процедура.

— Мы сделаем для вас исключение! — пылко заверил Чаликов. — Мы же не варвары, мы цивилизованные люди!

Мрачный артиллерист набычился, зло сверкнул большими, уже налившимися пьяным безумием глазами.

— Цивилизованные! — глухим, как из подземелья, басом, передразнил он. — А что же мы палим друг в друга из пушек? Вешаем, предаем огню, калечим души, насилуем женщин...

— Вы рассуждаете, Савельев, как большевик! — взвизгнул поручик. — Как вы смеете здесь, в присутствии прекрасных дам...

— Какие дамы! — фыркнул артиллерист. — Шлюхи со звериными инстинктами...

Поручик подскочил к Савельеву с кулаками.

— Готов стреляться с вами! — наливаясь яростью, подступил к нему Савельев.

— Поручик, прошу вас, не омрачайте наше веселье, — остановила его Ксения. — Капитан прав. Но то, что он сказал в наш адрес, для меня звучит как высшая похвала.

— Ксюша, — укоризненно шепнула ей Анфиса.

— Да, как высшая похвала! — с вызовом продолжала Ксения. — Для наших доблестных офицеров мы готовы быть и женами, и сестрами, и любовницами!

— Богиня! — облапил ее Чаликов.

Слова Ксении потонули в том беспорядочном шуме, который всегда сопутствует кутежу.

— А кто организатор пикника? — Поручик напрочь забыл о существе разговора и о капитане, переключившись на другую тему. — Как же можно, господа? На пять офицеров всего две дамы! Ведь это сущее надругательство над нашими чувствами и желаниями! Это просто надувательство, господа! И потому я заранее объявляю, что оставляю за собой Анфису Григорьевну!

— Только по жребию! — взревел адъютант Чаликова. — Пусть все решит жребий!

— Заткнитесь! — резко оборвала его Ксения. — Право выбора всегда принадлежало даме!

— Богиня! — с восторгом пролаял Чаликов, тяжелой рукой терзая ее талию. — Мудрейшая! Воплощение совершенства!

— Терпеть не могу комплиментов, — во всеуслышание заявила Ксения и, наклонившись к Чаликову, прошептала: — Я сейчас исчезну. Идите вслед за мной в рощу. Но не сразу. Выждите минут десять. И постарайтесь незаметно.

Она подошла к Анфисе и велела ей занять офицеров игрой в карты, а сама, улучив удобный момент, скрылась в роще.

Чаликов вскоре последовал за ней. Когда офицеры начали горячо пикироваться между собой, пытаясь соединить несоединимые мнения о женщинах, он юркнул в кусты. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он быстро пошел по тропинке в глубь леса.

Чаликов возбужденно дышал, душа его ликовала. Одно лишь тревожило, окутывая знобящим холодом горячее чувство радости: не дошло бы сие предприятие, избави господь, до Врангеля. Погоны сорвет! И тут же тешил себя успокоительной мыслью: подчиненные не осмелятся, не донесут, ибо расправа с ними будет короткой и беспощадной. О том же, чтобы молчали остальные, вероятно, позаботилась сама Ксения, иначе не решилась бы на такой шаг. Выпитое вино придавало Чаликову ту смелость, которая ломает препятствия, и он перестал думать о возможных неприятностях.

Еще издали он приметил яркое розовое платье Ксении и ее широкополую шляпу. Она устремилась навстречу проворно, раскованно, как бы по воздуху неся