Это были счастливые корабли, и, несмотря на то что изредка какого-нибудь провинившегося матроса и подвергали показательному телесному наказанию, Лизбет заметила, что дон Мигуэль частенько с удивлением поглядывает на улыбающиеся лица людей, которые сновали взад-вперед по палубе, вверх и вниз по канатам, беспечно распевая и насвистывая за работой, что свидетельствовало об их полном довольстве жизнью.

— Они, кажется, счастливы… — задумчиво сказал он однажды вечером, когда сидел вместе с Лизбет в каюткомпании. Это замечание его побудила сделать известная каждому матросу с младенчества лихая морская песня, которую кто-то затянул на палубе, и сразу же дружно подхватило множество голосов.

— Да, они и правда счастливы, — ответила Лизбет. — Они сыты, им улыбнулась удача, а когда мы вернемся в Плимут, каждый получит хорошую награду, — беззаботно проговорила она и, тут же испугавшись, что задела чувства испанца, косвенно намекнув на его собственную неудачу, добавила: — Мне очень жаль… жаль вас, я хотел сказать.

Он улыбнулся и внимательно посмотрел на Лизбет, которая свернулась калачиком в кресле, положив подбородок на руки, на ее успевшие отрасти с начала путешествия волосы, падавшие ей на плечи огненными кольцами и ярко выделявшиеся на темном бархате кресла. Удивленная его молчанием, она подняла взгляд и увидела в его глазах нечто, заставившее ее напряженно замереть.

— Вы очень красивы, — тихо произнес он по-английски, и Лизбет почувствовала, как ее щеки заливает краска.

— Что вы хотите сказать? — запнувшись, выговорила она.

— Вы же не думаете, что вам удалось обмануть меня? — усмехнулся дон Мигуэль. — Я догадался сразу же, едва увидел вас. Неужели англичане такие слепцы, или они только притворяются?

Лизбет не стала делать вид, что не понимает его.

— Родни знает, — сказала она. — А все остальные нет.

Дон Мигуэль слабо взмахнул рукой:

— Я никогда не сомневался в том, что англичане — тупицы, но считать, что такое очаровательное существо может быть мужского пола, — это же сущий бред!

Лизбет не выдержала и рассмеялась.

— Обещайте, что никому не скажете, — попросила она. — Я объясню вам, как оказалась здесь.

Она поведала дону Мигуэлю свою историю и, только щадя его чувства, не совсем точно указала причину, по которой отец рассердился на Френсиса из-за его дружбы с доктором Кином. Она рассказала, каким образом заняла место Френсиса, как вознегодовал Родни, узнав, какую с ним сыграли шутку, и как мужчины на корабле приняли ее в свою компанию, не догадываясь, каков ее истинный пол.

Дон Мигуэль слушал внимательно, затем подался вперед.

— И вам нравится быть мальчиком? — спросил он.

— Очень! — с некоторым вызовом ответила Лизбет. — Вначале было немного странно, а теперь я привыкла.

— И все же, будь вы женщиной, как изменилась бы атмосфера на корабле! Все старались бы услужить вам, офицеры наперебой добивались бы вашей благосклонности, каждый приобрел бы галантность. Мужчины работают гораздо лучше, если это делается ради женщины.

— Родни бы ваши слова возмутили, — сказала Лизбет. — Он не одобряет присутствия женщины на корабле. И кто упрекнет его за это? На английских кораблях только самые плохие капитаны и самые плохие женщины плавают вместе.

— Англичане так непредсказуемы, — пожал плечами дон Мигуэль. — Но я не могу понять, как вы, такая красавица, умудряетесь держать их в заблуждении. Хотел бы я посмотреть на вас, одетую в те шелка, что лежат сейчас в трюме. Это китайский шелк, его можно пропустить сквозь кольцо, настолько он тонкий. Там есть рулон изумрудного цвета… есть и изумрудное ожерелье, которое изумительно смотрелось бы на вашей шейке.

Он внезапно поднялся и взглянул на дверь, ведущую на палубу. Она была затворена, матросы все еще продолжали петь, вверху слышались мерные шаги вахтенного офицера.

— Сейчас я вам кое-что покажу, — сказал дон Мигуэль. Он прошел по каюте, снял со стены одну из картин и положил ее на пол. Деревянная панель под картиной ничем не отличалась от остальных в этой комнате. Дон Мигуэль нажал скрытую пружину, и часть панели отъехала в сторону. Тайник был запрятан так ловко, что догадаться о его существовании было невозможно. Лизбет невольно затаила дыхание.

Из отверстия за панелью дон Мигуэль извлек старинную шкатулку, украшенную богатым орнаментом. Шкатулка оказалась заперта, и испанец снял с шеи ленту, на которой висел маленький золотой ключик. Крошечный висячий замок тоже был сделан из золота. Испанец открыл его ключом, откинул крышку, и из губ Лизбет вырвался изумленный возглас.

В шкатулке лежали драгоценности всевозможных видов. Тут были и жемчужины разнообразной формы и размеров, нанизанные на нитки и в своем первозданном виде, и рубины, и огромные сапфиры, оправленные в серебро, а сверху красовалось ожерелье из изумрудов, оправленных в золото. Дон Мигуэль вынул его и показал Лизбет.

Это была самая красивая вещица, которую приходилось видеть Лизбет. Она инстинктивно протянула к ожерелью руки.

— Я хотел бы увидеть, как оно будет смотреться на вас, — тихо сказал дон Мигуэль.

— Оно просто сказочное! — воскликнула Лизбет, не слыша его. — Я еще не видела таких огромных изумрудов.

— Тут есть такой же браслет и еще перстень, — сказал дон Мигуэль.

— Внутри камней словно горит маленькое пламя, — удивленно проговорила Лизбет.

— Так оно и есть. Вы знаете, что пламя внутри изумрудов — это отражение пламени, вспыхивающего в сердце мужчины, когда он видит любимую женщину, — сказал дон Мигуэль. — Рубины означают страсть, но в Испании изумруды означают любовь, которая сильнее страсти.

Говоря это, дон Мигуэль извлек из шкатулки перстень — огромный квадратный изумруд в золотой оправе, покрытой странным затейливым узором, взял руку Лизбет в свою, и не успела девушка понять, что происходит, как он надел перстень ей на палец.

Мгновение она смотрела на него. Дон Мигуэль наклонился, и она почувствовала на своих пальцах прикосновение его губ.

— Он ваш, — сказал испанец. — Храните его подальше от чужих глаз, потому что это мой подарок.

С неожиданным гневом Лизбет вырвала у него свою руку.

— Как вы могли подумать, что я способна на это? — сердито спросила она, стянула перстень с пальца и бросила его обратно в шкатулку. — Вы разве не понимаете, что содержимое этой шкатулки принадлежит не кому-то одному, а всем? Часть драгоценностей обратят в деньги для членов команды, часть пойдет тем, кто финансировал плавание. Если я приму от вас перстень, я совершу кражу. Более того, теперь, когда вы показали мне, где спрятаны драгоценности, вы должны рассказать о тайнике и Родни.

Дон Мигуэль колебался.

— Если вы этого не сделаете, то сделаю я! — воскликнула Лизбет. Он улыбнулся, и она почувствовала, как ее гнев улетучивается.