для этого придется избавиться от падчерицы. Кэт назвала бы это «благим делом» – пожертвовать свободой и жизнью ради тех средств, которые помогут выжить твоей семье.

Кэт слишком наивна для мира вокруг нее.

Легкая тоска тонким кисейным платком окутывает мысли. Ирландия осталась позади, когда они бежали с Колманом Мерфи прочь от того, что любили. Тогда у нее была лишь одна мечта – убраться подальше от подкрадывающейся и глядящей из тени нищеты, каждый раз все наглее и наглее стучащейся в дом, голода и неравного брака, в котором она никогда бы не была счастлива и в лучшем случае стала бы вдовой в двадцать три года, а в худшем – бросилась бы под проезжающий мимо нового дома экипаж или телегу. Теперь у нее есть все: корабль, состояние, возможность жить свободно наравне с «джентльменами удачи», но она не может позволить себе вернуться домой в родное графство Каван, проданное прадедом англичанам – захватчикам, убийцам и тиранам.

Она поклялась себе стать той, кто вернется в Ирландию со Сферой и отвоюет землю. И, возможно, станет той самой женщиной, с которой будут считаться наравне с Грейс О’Мэлли. Вернется, спасет всех, и никто больше не будет вправе решать ни ее судьбу, ни судьбу ее дома.

А теперь помогает… кому? Захватчику, тирану, лорду Ост-Индской торговой компании, желающему прибрать к рукам не только Ост-Индию, но и весь свет. Мужчины никогда не останавливаются на достигнутом, сколько бы земель, денег, власти и женщин у них ни было под боком, – им всегда мало, такие люди, как Кеннет, не останавливаются тем более. Воплощение джентльменства, но со злобной безжалостностью внутри. Холодная непоколебимость в серых, как промозглая осень, глазах и равнодушие к судьбам тех, кого он сломал. Паршивый человек, но хорошие редко выбиваются в люди. Он почти раздражает Моргану своей принципиальной жестокостью, которая сегодня, однако, дала неожиданную трещину.

Крепкая льняная сорочка с рюшами на рукавах все еще пахнет домом.

О’Райли слабо стонет, переворачиваясь на живот. Утыкается носом в подушку и чихает громко, отчего сводит мышцы шеи, – пудра. Такой Кэт укладывала волосы. Милая, любимая кузина Кэт. Она бы пришла в ужас от того, что происходит с Морганой. Побледнела, упала на тахту, и ее бы отпаивали чаем или теплым молоком. Сама Моргана пришла бы в ужас, если бы ей когда-нибудь сказали: избитая плетью, она лежит в постели своего мучителя. Позволяет гладить руке, что ее била.

* * *

Не взять плащ – еще одно опрометчивое решение этим днем. Он словно за одни сутки решил совершить все самые глупые поступки, какие только можно было придумать. Одно желание избавиться от скуки привело к тому, что в собственных глазах он заимел статус тирана, а в глазах Морганы – труса. Кеннет касается пальцами фальшборта. Его вообще не должно волновать мнение О’Райли. И тем не менее факт есть факт.

– Сэр? – неуверенно обращается к нему солдат, несущий вахту.

Никто на «Приговаривающем» не привык, что в столь поздний час Кеннет покидает каюту.

После девяти вечера лорд Бентлей Кеннет никого не пускает к себе, кроме людей со срочными донесениями, к десяти – просит подать чай, а к полуночи – откупоривает бренди. Эту привычку он заимел еще в Лондоне, когда только приобрел особняк на площади Королевы Анны и решил, что лучшим решением будет пристраститься к чему-то действительно свойственному богатым людям – распитию спиртных напитков в одиночестве.

Кеннет не обращает никакого внимания на встревоженность солдата, на его слегка съехавший головной убор. Он прекрасно знает, что обеспокоенность вызвана нарушением моратория на азартные игры: в офицерской каюте частенько играют в карты, а на нижней палубе – в кости. Но устраивать проверку и гневно отчитывать офицеров Бентлей не собирается. В иной раз он бы обязательно направил Спаркса разобраться с данным вопросом, если бы не был отягощен мыслями.

– Патрулируйте лучше корабль. Кто сегодня на вахте? Завтра ко мне. Первым делом, – строго, но все же немного растерянно, отчего не требовательно, произносит Кеннет. Он скользит ладонью по гладкой перекладине, глядя в чернеющую глубь моря.

– Есть, сэр.

Ее спина была так близко. Перед глазами все еще горят раны. Он вдыхает полной грудью. От такого глубокого вдоха у лорда трещат ребра, хрустят позвонки. Бентлей впивается подушечками пальцев в зашлифованное, лакированное дерево.

– И хватит стоять здесь, – Кеннет резко оборачивается к солдату. – Идите и займитесь своей работой, иначе я займу вас ею сам.

– Простите, сэр.

Бентлей хмурится, отталкивается от фальшборта и быстрым шагом направляется туда, откуда только что и пришел, к той, кого бы предпочел не видеть этим вечером. Решительность, с какой он отворяет двери, гаснет, как только Кеннет видит, что О’Райли стоит возле его стола с графином, на дне которого почти не осталось бренди. Девушка выливает в бокал все до остатка. И Бентлею бы впору возмутиться, но он лишь выдыхает.

– Вы не спите, – одними губами с придыханием произносит Кеннет, закрывая за собой двери. – Я же сказал, вам нужно отдохнуть.

Легкое раздражение от неподчинения заставляет его поморщиться. Ему не нравится непокорство, отсутствие субординации и все то, что не вписывается в идеальную картину отношений между начальником и подчиненным. Но у Бентлея не осталось уже никаких сил злиться. Сегодняшний день выдался слишком эмоциональным и выматывающим.

– О, ради бога… – Моргана дарит ему самый свой ядовитый взгляд из всех тех, что он помнит. Делает глоток из наполненного бокала и ставит его с глухим стуком на стол, прямо на бухгалтерские книги. Возмутительно, да только Кеннет не собирается препираться с ней, пытаться с холодным расчетом переиграть в бесконечной шахматной партии. Бентлей подходит ближе, берет бокал и допивает все содержимое, чтобы произнести неразумные слова:

– Каково это? Я хочу понимать.

С уверенностью охотника в засаде он следит, как быстро, почти молниеносно на лице О’Райли появляется непонимание, уголок губ, задетый рубцом, дергается. Ее несимметричные губы бросаются ему в глаза. Если приглядеться, то Моргана вся не идеальная. И если шрамы – история, то губы… А ведь она же его поцеловала.

– О чем вы? – даже если она догадывается, то ей хватает манер не додумывать, а задать напрямую вопрос. Вопрос, на который Кеннет не хочет произносить ответ.

– О вашей спине. Каково это, когда… плеть с размахом обрушивается на нее. Ваши шрамы говорят о том, что когда-то с вами это уже делали. Поэтому вы не боитесь подставиться. Любая девушка рыдала бы, умоляла, чтобы никто не позволил рассечь ей спину и оставить глубокие раны. А вам не страшно. Только вздрагиваете от боли, но что в этот момент в вашей голове?

Ухмылка на лице Морганы намного страшнее приставленного к голове пистолета.

– Мне