она поджидала, когда он откроет ставни? Острый кончик хорошо заточенного клинка замирает у его горла, всего в половине дюйма от яремной впадины.

Кеннет застывает неподвижно, чувствуя, как сталь не то ласково, не то безразлично почти касается шеи. Легкое ощущение страха пропитывает воздух. И Моргана шумно втягивает его носом. Она вздыхает.

– А я думал, что вы не появитесь, мисс О’Райли. Уже начал разочаровываться, – Бентлей слабо ухмыляется, за вечер он перебрал, отчего чувство самосохранения будто отходит на второй план. Было предсказуемо, что она не оставит все просто так. Целеустремленность и жажда мести почти завораживают, когда разговор идет о Моргане. В детстве у него была книжка с байками о пиратах. В одной из историй тоже была женщина – отчаянно невыносимая. Тогда это казалось чем-то глупым. Но теперь он спиной чувствует нетерпение подобной особы. С другой стороны, умирать от рук знакомого человека даже приятно, грубая насильственная смерть от незнакомца – хуже и мучительнее.

– Выпьете? – лорд берет в руки уже открытый графин, не глядя наполняет, пока, по его мнению, не хватит, ставит обратно на стол. Звякает стекло.

– Только после вас.

О’Райли придвигает бокал ближе к его руке, пальцами Бентлей нащупывает ободок, но кончики все равно оказываются в янтарной жидкости, мелкие ранки неприятно пощипывает.

– Эттвуд не был так доволен моим появлением, – Моргана отзывается сердито и грубо, нож так никуда и не девается от горла Бентлея. – Знаете, в чем разница между мясником и убийцей, милорд?

Ее горячее дыхание опаляет шею.

– Полагаю, вы сейчас мне расскажете? – тихо, дабы не напороться на острие, усмехается Кеннет.

Подносит бокал к губам и делает глоток. Алкоголь превращает даже самого добропорядочного и честного человека в животное, однако он же анестезия, помогающая лучше перенести операцию под названием «лишение жизни». Бренди разливается приятным теплом в груди.

– Именно. Мясник убивает, потому что ему нужно, а я – потому что хочу.

Кадык нервно дергается.

– Думаю, вы все так же догадываетесь, что я не прощаю обид, милорд. Никто, слышите, никто и никогда не смеет мной командовать. Я не подчиняюсь вам. Особенно я не подчиняюсь мужчинам, похожим на вас, – заносчивым английским тварям.

– Честь, гордость, другие благородные качества нынче не в почете, мисс О’Райли. Но я отплачу вам искренностью за искренность. – Лорд нащупывает второй стакан, поднимает его, медленно поворачивается лицом к девушке, пока кончик лезвия разрезает дорогостоящую ткань жилета с золочеными вензелями и цветами. – Одни лишь деньги. Власть. Богатства. Если их не показывать… люди перестанут уважать.

– Ваша власть зыбка и утекает сквозь пальцы. Тот образ, что вы строите, легко ломается как карточный домик, – она хмыкает, не предпринимая попыток убить Кеннета. Рукой, с еще грязными от собственной крови ногтями, берет бокал. – Вы слабее, чем пытаетесь казаться. Люди вас боятся, но один шторм обнажает все дыры и пробоины в обшивке.

Выражение лица Морганы вызывает привычную садистскую улыбку. Если бы девушка хотела его убить, сделала бы это, даже не проронив ни слова. Кеннет любит деньги, любит парадные мундиры, горячий чай и изысканный алкоголь, когда его называют дельцом, ненавидит неподчинение и когда игнорируют власть.

Это опасно. Она сама по себе слишком опасна для него. И то, что он испытал, видя, как Эдвард Айртон поцеловал ее на палубе, теперь для себя Кеннет может охарактеризовать как ревность. Но отравленный алкоголем мозг еще не осознает, насколько же Бентлей вляпался.

– Осторожнее, мисс О’Райли. Не забывайте, рядом с кем находитесь. И где, – скользкий голос Кеннета возвращает все на круги своя. Он позволяет себе отодвинуть в сторону нож, подойти ближе к креслу и удобно устроиться, закинув ногу на ногу, слегка покачивая носком. – Если ваш «шторм» все же меня настигнет, я заткну обшивку телами. Благо людей у меня хватает.

Моргана вонзает нож в столешницу из красного дерева, делает глоток из бокала и осушает зараз почти наполовину. Правду говорят, по сравнению с оскорбленной женщиной фурия в аду – ничто. Бентлей переводит взгляд на кинжал. Неприязнь блеклой тенью проскальзывает по его лицу. Портить такую вещь, и ради чего? Чтобы показать варварские нравы?

Ей не идет быть дикаркой. Плавность жестов и речей не соответствует тому образу, что она на себя натянула, как не соответствует размеру сорочка на теле.

– Я играю с огнем, но по сравнению с вами, Кеннет, я буря, с которой вам никогда не справиться. Ни вашими никчемными запугиваниями, ни шантажом, ни кнутом, ни пряником. Вы хоть знаете, каким сильным бывает гнев женщины, которую вечно подавляли? Вам не захочется встретиться с ним лицом к лицу.

Она права, но мысли не подчиняются перепившему Кеннету.

– Однако вы все еще ведете меня к Сфере. Не было попыток сбежать. Отравить. Или устроить диверсию. Если бы не слышал о Моргане О’Райли, я бы назвал вас… – Бентлей еще раз делает глоток, выбирая самое подходящее слово… слова. – Послушной девочкой.

Бокал с бренди летит на пол. Содержимое разливается в полете. Осколки разлетаются в стороны. Нож опять в ее ладони, а сама девушка на его коленях. Молниеносно и стремительно, не успевает дернуться даже глаз.

– Следи за языком, щенок. Или плохо кончишь. Я не предупреждаю дважды.

Бентлей выдыхает. Настолько близко она еще никогда не была к нему. И в скупом свете нескольких свечей тень ласково касается ее кожи. На шее – татуировка, лорд кончиками пальцев касается рисунка.

– Я предпочту кончить в Лондоне. Верхом на коне. Вокруг парад. Люди в раболепной любви. И вы… О’Райли… – Кеннет медленно моргает, подается вперед, лезвие давит на горло, но он не останавливается. Моргана его не убьет. Лишь показывает зубки, как послушная собака, которая никогда не укусит хозяина. – Мне в этом поможете. А теперь… как жаль, что вы наконец-то уходите.

Резкая пощечина. Лорд не успевает перехватить ее ладонь – удивительно тяжелую, хоть и тонкую, со слишком длинными, на его вкус, пальцами. Не кулак в нос, не удар под дых. Именно пощечина. Леди.

Моргана поднимается и молча направляется к дверям, только когда он видит, как стоит колом от потемневшей крови рубашка на спине, затуманенный алкоголем мозг просветляется. А может, его отрезвляет и пощечина. Он выпил слишком много, чтобы мыслить здраво, но слишком мало, чтобы окончательно выбросить из памяти подрагивающие мускулы на спине и тонкие женские руки в мозолистых лапах офицеров.

– Мисс О’Райли, – с напускной строгостью произносит Кеннет, стучит пальцем по столу. Он не потирает место удара, хотя оно саднит. И точно остался след. Со вздохом он произносит что-то, похожее на просьбу: – Не через дверь. Будьте гостем если не званым, то хотя бы любезным. Мне даже страшно представить, что будет с вами, если решите пройтись по «Приговаривающему». Ночью. Из