Она подождала несколько секунд, а затем осторожно, стараясь не шуметь, подошла ближе. Старик медленно повернулся – на Нику в упор взглянули темные, близко посаженые глаза. Конечно же, он священник: небольшая седая борода, серебряный крест на груди… Ника остановилась. | – Здравствуйте!

Старик слегка поклонился, глядя по-прежнему строго и выжидательно. Ника заторопилась:

– Вы извините, я зашла сюда… Я не знала… Вы, наверно, настоятель…

– Нет… – Старик отрицательно покачал головой и грустно улыбнулся. – Мой храм, как и сей» – руина ныне… Проездом я в Столице, думал отца Леонида повидать, священника здешнего… Вот и пришел…

– Страшно… – Ника вновь оглядела оскверненный храм, подумав, как тяжело видеть такое тому, кто посвятил себя служению Богу.

– Страшно, – согласился ее собеседник. – Но не разор страшен. Страшно то, что в душах, сотворивших сие… Вот, смотрите…

Священник показал Нике то, что издалека смотрелось как бесформенные обломки. Когда-то это была икона – Георгий, поражающий змия. Чьи-то руки сорвали ризу, изрезали и исцарапали краски, раскололи дерево пополам…

– Знаю икону сию, – продолжал старик. – Елена Владимировна Орловская ее храму подарила. Сын хворал, она его вымолила. Икона древняя, суздальского письма…

Ника осторожно прикоснулась к краю разбитой черной доски, и тут до нее дошло: икону подарила храму Елена Орловская, мать Юрия! Конечно же, Орфей рассказывал об этом: он тяжело болел, надежды уже не было…

– Можно?

Старик кивнул, и Ника взяла в руки то, что уцелело, два обломка. Она попыталась соединить их – обе части пришлись точно, на мгновение показалось, что икона цела. Георгий – Божий воитель глядел спокойно и немного устало, словно не радуясь победе. Может, знал, что ждет его дальше, – арест, пытки, казнь. Каппадокийский сотник, погибший за дело Христово шестнадцать веков назад… Тот, кто хранит в небесах Юрия Орловского…

– Простите, отец… – Ника взглянула на своего собеседника, но тот покачал головой:

– Не служу я ныне. Зовите как родители нарекли – Варфоломеем Кириллычем.

– Виктория Николаевна… Скажите, Варфоломей Кириллович, эту икону можно реставрировать?

– Мудреное слово, – старик улыбнулся. – Можно, Виктория Николаевна. Как-никак, памятник культуры древнерусской…

Последняя фраза прозвучала с недвусмысленной иронией. Нике стало немного стыдно: ее не так поняли. Внезапно захотелось рассказать все – и попросить совета. Ведь для этого она и пришла в храм.

– Нет, дело не в том, что она – памятник культуры. Я… Я знаю того, кому икона принадлежала. Этот человек… он мне очень дорог. Сейчас он в беде, ему нужно помочь… Но я не знаю, смогу ли…

Варфоломей Кириллович слушал не перебивая, затем кивнул:

– И вы зашли сюда просить помощи… Это был не вопрос – скорее, констатация факта. Виктория Николаевна растерялась:

– Нет… Не совсем так… Просто я увидела церковь… Мы с ним бывали здесь… Варфоломей Кириллович, я не помощи прошу. Я просто не знаю, хватит ли сил… Мои друзья… Они думают, что я смогу…

– Отчего же им ошибаться? – спокойно проговорил старик. – Верите ли вы им?

Верила ли она Терапевту? Флавию?

– Да, конечно! Я им верю…

– Тогда поверьте и в этом. Как знать, может, они знают вас лучше, чем вы сами…

Старик был прав, но сомнения не исчезали. Слишком неравны силы. Несколько смелых людей – и громадная бесчеловечная машина, чудище – «озорно, стозевно и лаяй»…

– Люди слабы. – Варфоломей Кириллович как будто читал ее мысли. – Но слабы не тем, что сил не имеют. Слабы тем, что не хватает веры.

– В Бога? – чуть улыбнулась Ника. Что иное мог сказать священник?

– В себя, – столь же спокойно возразил старик. – Потому и ждут знамения. Помните Евангелие? Без чудес даже Христу не верили. Дивно: уже без малого двадцать веков Спаситель с нами пребывает, а мы все боимся. Не бойтесь, Виктория Николаевна!

– Я… я постараюсь. – Ника понимала, что Варфоломей Кириллович по-своему прав, но одно дело – логика, другое – тот ужас, что творился в стране, омут, готовый затянуть вот-вот ее саму…

– И вы ждете знака, – по губам старика скользнула усмешка – не злая, скорее, чуть ироничная. – Неужто без этого так трудно поверить?

– Да. Трудно…

Ника поняла, что пора уходить. Она осторожно передала обломки Варфоломею Кирилловичу, и тут ей показалось, будто с ними что-то не так. Вначале Ника не поняла, но затем сообразила: старик держал икону совсем иначе, не придерживая рукой. Варфоломей Кириллович поднес образ к свету, и у Ники перехватило дыхание: икона была совершенно целой, даже трещина, расколовшая ее пополам, исчезла.

– Это… – Слова не шли. – Как это, Варфоломей Кириллович?.. Она же…

– Не ведаю. – Нике показалось, что в темных глазах старика блеснули веселые искры. – В ваших руках сей образ был, Виктория Николаевна!

– Но… я ничего не делала! – Ника растерянно оглядывалась по сторонам, словно все это подстроил кто-то невидимый. – Почему?

– Говорил Спаситель: иным даже знамения мало, – покачал головой старик. Вы женщина образованная, Виктория Николаевна, считайте сие реставрацией…

Варфоломей Кириллович шутил, но совсем невесело. Ника не знала, что и думать. Фокус? Но зачем? Да и невозможно такое; трещина не исчезает без следа… Но… разве дело в этом? Ника еще раз вспомнила их разговор: она спросила совета, она не верила в себя, она сомневалась…

– Я… я поняла. – Ника выговорила это с трудом и тут же повторила: – Я все поняла, Варфоломей Кириллович. Спасибо вам…

Священник улыбнулся:

– Не мне. Трудно будет, позовите. И главное – не бойтесь, Виктория Николаевна…

Она кивнула и поспешила к выходу. Уже у порога, вспомнив, что не попрощалась, Ника обернулась, но старика в церкви не было. Наверно, он вышел через небольшую дверь у алтаря, которой обычно пользовались священники…

Яркое апрельское солнце слепило глаза, и случившееся сразу же показалось странным сном. Ника улыбнулась: наверно, старый священник все-таки подшутил, что-то придумал с иконой, желая придать ей уверенности. Но Виктория Николаевна была благодарна ему: разговор не минул даром. Страх не ушел, но теперь ей казалось, что бежать, скрываться – еще хуже, чем попытаться выполнить задуманное. Она не подведет, она постарается сделать все, что в ее силах. И даже больше…

Виктория Николаевна подождала, пока серый автомобиль Игоря Кобца скроется за поворотом, и не спеша направилась к автобусной остановке. Уже ничего не вернуть, и чашу, кем-то налитую, придется пить до дна. Теперь эта мысль не приводила в ужас, напротив, неизбежная опасность наконец-то заставила думать. Эти дни она вела себя не очень умно. Оставалось прикинуть, что еще можно исправить.