Летчик познакомился со своей будущей подругой где-то в Сибири, во время вынужденной посадки из-за нелетной погоды. Как передали Нике всезнающие доброжелатели, эта дама работала буфетчицей в аэропорту. Виктория Николаевна ни разу ее не видела, хотя Артамонов довольно быстро сумел организовать переезд своей новой знакомой в Столицу.

Да, наверно, именно тогда, еще три года назад, Нике следовало немедленно расстаться с мужем. Теперь она жалела об этом, их рассыпавшаяся семейная жизнь никому не принесла счастья. Ей приходилось видеться с Орфеем украдкой, большую часть времени потратив на никому не нужные встречи, вечера, приемы, на которые ее приглашали как супругу знаменитого летчика. Конечно, позови ее Юрий в свой холодный флигель, Ника бы не раздумывала, но Орфей ни разу даже не намекнул на это. Ника обижалась, иногда ей казалось, что Юрию она просто не нужна. Может, именно из-за этого ее брак продлился так долго. Теперь все стало ясно: Орфей уже тогда знал, что за ним придут, и берег ее. Неужели Юрия арестовали из-за романа? Конечно, в эти годы человек мог погибнуть и за меньшее, но теперь, после знакомства с Флавием, Виктории Николаевне начало казаться, что Орфей писал что-то другое, еще более опасное. Наверно, он был прав, не доверяя ей. Тогда Ника была еще другая, ее действительно не стоило посвящать в подобные дела. А жаль, если роман, о котором они столько говорили, так и не будет написан.

Ника вспомнила рассказы Орфея о страшных днях весеннего месяца нисана, когда по воле санхеддрина и с допущения пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата пал жертвой судебной ошибки, а точнее – был сознательно погублен, плотник из города Эн-Сарида Иешуа Га-ноцри. Особенно запомнилось о том, как проходил – должен был проходить – суд санхеддрина… Судьи рассаживались широким кругом, дабы каждый видел глаза другого. Собирались поздно ночью, огонь зажигали лишь в центре, чтобы как следует рассмотреть обвиняемого. Такие заседания назывались «кровавыми», на них решался вопрос о жизни и смерти. Впрочем, Орфей считал, что Иешуа вообще не судили десяток членов санхеддрина заперлись в маленькой комнатке, чтобы не услыхали посторонние, решили все загодя, а в дальнейшем лишь стремились вырвать признание у Арестованного. Не признайся Он – приговор все равно, бы вынесли. Спешили убить, а заодно как следует запутать, повязать кровью римскую власть. Интересно, как поступили бы они, узнай, Кого убивают? Наверно, не поверили бы. Ника вдруг вспомнила слова старого священника:

«Иным даже знамения мало». Она ведь тоже не поверила тому, что видела своими глазами. Разбитая икона, вновь ставшая невредимой, а Ника подумала о каком-то ловком фокусе. Стало стыдно, но поверить до конца она так и не смогла. Ника верила в чудеса, творимые святыми в давние века. Но ее столетие не знало ни чудес, ни святых. Старый священник просто хотел поддержать ее, помочь в тяжелую минуту. Ника вдруг подумала, что хотела бы вновь встретить Варфоломея Кирилловича. Наверно, он всю жизнь провел где-нибудь в глуши, пока до его тихого храма не добрались строители «самого справедливого в мире общества». Но старик все еще верил не только в Бога, но и в людей, Его забывших. Хорошо, если «малиновые» не заметили Варфоломея Кирилловича. С них станется: примут старика за эмиссара подполья…

…Ночью Ника внезапно проснулась. Вначале показалось, что зазвонил телефон. Она прислушалась: нет, аппарат молчал. В квартире было тихо, все так же надоедливо тикали настенные часы, но Виктория Николаевна уже поняла: что-то случилось. Она встала, накинула халат и осторожно, не включая света, прошла в переднюю. Здесь тоже царил покой. Ника подождала, затем, сообразив, что уже не заснет, достала из шкафа папиросы. Она редко курила, но теперь не смогла сдержаться. Да, что-то случилось, Ника чувствовала это, и уверенность с каждой секундой крепла. Этот день, только еще рождавшийся в серых сумерках зари, должен все решить. Оставалось ждать. Ника оделась, заварила кофе и долго сидела на кухне в темноте, наблюдая, как бледнеет тьма за окнами. Уже скоро… Ника не верила предчувствиям, но теперь это не было догадкой – она просто знала. Медленно вставал рассвет, и Виктория Николаевна понимала, что наступающий день наконец-то что-то изменит…

Телефон зазвонил в начале девятого. Ника аккуратно затушила папиросу и, удивляясь собственному спокойствию, подошла к аппарату.

– Слушаю!

– Доброе утро, Виктория Николаевна. – Голос внезапно показался знакомым, и Ника на мгновение растерялась. Может, это просто кто-то из сослуживцев мужа?

– Да. Доброе. – Она уже разговаривала с этим человеком. Когда-то давно. Голос молодой, но какой-то странный, словно говоривший болен или очень устал.

– Виктория Николаевна, не могли бы мы с вами встретиться?

Рука, державшая трубку, похолодела. Все становилось на свои места, а то, что голос знакомый, – ничего удивительного, в Большом Доме полно общительных личностей. Она хотела спросить «зачем?», но внезапно ее охватила злость.

– А ордер у вас имеется, молодой человек?

– А-а-а, – в трубке послышался невеселый смех. Не знаю, за кого вы меня приняли. Если за тех, кто доставлял вам в последние дни хлопоты, то я не из их ведомства. К тому же у меня имеется, так сказать, рекомендация…

– О чем вы? – Слова неизвестного о «хлопотах» ясно свидетельствовали о том, что он полностью в курсе происходящего. А какое именно ведомство он представлял, не так уж и важно, все одним миром мазаны.

– Я сейчас лежу в больнице. В новой клинике, на юг от города, знаете?

Да, она знала. Новая психиатрическая клиника – та, где держали Орфея…

– Мой сосед по этажу вам немного знаком. Если вы желаете, я мог бы рассказать.

Флавий оказался прав: все происходило так, как он и предположил. Интересно, правду ли говорит этот, с невеселым голосом?

– Извините, а мой телефон… это он вам дал?

– Нет, конечно, Виктория Николаевна. Номер мне дали совсем в другом учреждении, равно как приказ повидаться с вами. Думаю, вы все понимаете. Иных рекомендаций у меня нет, а с Юрием Петровичем я действительно виделся, причем не раз. Так как мы договоримся?

Странно, но неизвестный, похоже, говорил правду. Ника почему-то сразу поверила ему – может, из-за странного, нехарактерного для сотрудников всевластных спецслужб тона. Говоривший не излучал неискреннего оптимизма, не пытался запугивать. Вдруг она вспомнила: «Я сейчас лежу в больнице…»

– Простите, а вы сами-то – тоже больной?

– Самый настоящий. – Ника вновь услыхала невеселый смешок. – Отпустили на полдня по такому поводу. Но я не буйный…

Выходит, к ней подсылают какого-то ненормального? Но неизвестный говорил вполне разумно, более того, сумел за какую-то минуту почти что заставить Нику поверить в свою искренность. Впрочем, выбирать не приходилось.

– Ладно. Давайте встретимся в городе.

– Хорошо… Только, Виктория Николаевна, я плохо знаю Столицу. Даже Центр. Такого она не ожидала. Если бы не слова о приказе и «учреждении», где незнакомец узнал номер ее телефона, Ника готова была поверить, что с нею действительно говорит кто-то, только что вышедший из больницы. А может, так оно и есть?