Попрощавшись с мужчиной, я записала адрес поместья в блокнот, полное имя и фамилию хозяина дома, отметив про себя, что Ксандер оказалось, вероятно, прозвищем. На всякий случай взяла номер водителя. Не хотелось оказаться ненароком в нелепой ситуации, как со Зверевым, когда потеряла салфетку со всеми данными и координатами. Но, надеюсь, в этот раз осечки и так не случится. Ведь не могла же судьба постоянно надо мной насмехаться.

Положив в корзину молоко, яйца и яблоки я бросила мечтательный взгляд на пирожные, вспоминая о Жеране. Нет, со сладостями пока повременю. Приготовлю гренки и пожарю яичницу. На десерт погрызу яблоки. Расплатившись на кассе, я вышла на улицу. Погода стояла замечательная, и я подумала о том, что прогуляться через пару часиков или даже побегать — отличная идея. Не то дома в четырёх стенах снова начну изводить себя мыслями об этом Звереве и о том, каким он оказался все же поверхностным и равнодушным человеком. А ещё поймала себя на мысли, что все бабы дуры. Ведь сама же ушла из его дома, сменила номер, оккупировалась в квартире, отрезав себя от реальности. Что он должен был делать? Наверное, облегчённо выдохнуть, чтобы не искать никакого повода как меня выставить за дверь своей квартиры. Правильно говорят — хорошего понемногу…

О мужчине и той ночи я запрещала себе даже думать. И в целом у меня начало неплохо получаться. Надежда, что Зверев хотя бы единожды появится на моих горизонтах, стремительно угасала. Я успокаивала себя тем, что остаться рядом с ним было равносильно тому, чтобы собственноручно вырвать свое сердце из груди и вложить ему в руки. Или бросить к ногам. А еще лучше засунуть в трусы. Именно эти постельные подвиги лишили меня душевного покоя. И мышцы внизу живота так приятно сводило от одного воспоминания о тех сладких минутах, проведенных в его объятиях... Все эти ощущения были похожи на лёгкую ломку. Стоит подсесть на этот вид наркомании, и обратного пути уже наверняка не будет.

Я вернулась домой, поставила пакет с продуктами на кухонный стол, быстро переоделась и приступила к приготовлению своего обеда, ужина и заодно завтрашнего завтрака — гренкам. Этот вкус и само блюдо было родом из моего счастливого и радостного детства. Бабуля часто мне их готовила на завтрак.

Но внезапно раздался звонок в дверь. Вздрогнув от неожиданности, я поставила миску с молоком и взбитыми яйцами на стол. Неужели это был снова Олег? О том, что это мог быть Зверев, я и мысли такой допустить не смела, потому как уже смирилась, что мужчина остыл и правильно понял мой уход. Не то что, досужий Олежка. И как по мне, лучше бы они поменялись местами...

Взглянув в глазок, я едва не лишилась чувств, увидев первоисточник всех своих мыслей. Застыв в нерешительности в прихожей, я думала, как поступить. Открыть дверь и впустить мужчину, чтобы поговорить или же... поступить так же, как и с Олегом?

Громкий лязг, донесшийся из кухни, заставил частично прийти в себя. Сердце билось где-то в районе горла, пока я судорожно бежала обратно на кухню, чтобы посмотреть, что там случилось. Прикрыв ладонью рот, чтобы сдержать стон разочарования, я смотрела на пол, где лежала разбитая стеклянная миска с приготовленной смесью, которой как раз бы хватило на ещё одну сковородку. Каким образом она умудрилась разбиться? И как все не вовремя, однако, случилось...

В дверь снова постучали, и я вернулась в прихожую. Прильнула к глазку, смотря на мужчину, на лице которого застыла маска холодной и твёрдой решимости. Буду полной дурой, если не впущу его, и мы не поговорим. Да и что притворяться? Мне было интересно услышать, зачем он пришел. Может быть, принес счёт за те две капельницы? Или вернуть мне какую-нибудь вещь? Но, кажется, я ничего не оставляла в его квартире... кроме совести и достоинства.

Щелкнув замками и открывая дверь, я подумала, как хорошо, что не успела смыть косметику с лица после того, как вернулась с собеседования. Не хотелось выглядеть бледной и облезлой мышью перед таким... перед таким, который не шёл ни в какое сравнение ни с кем, кого я знала и видела!

— Откуда такая уверенность, что я дома? — он до последнего настойчиво звонил и стучал, но, тем не менее, спокойно выжидал. В отличие от Олега, который вчера бросался на дверь, словно разъяренный ротвейлер.

Встретившись с тёмными глазами Зверева, у меня перехватило дыхание. Он был ослепительно красив. И что поразительно, сегодня на нем не было костюма. Лицо слегка заросло щетиной, а от самого исходил умопомрачительный аромат одеколона со свежими цитрусовыми нотками. Может, он обливался афродизиаками?

— Пахнет едой, — он повел носом и проигнорировал мой вопрос.

Посмотрел на меня с прищуром, словно насмехался, а я ощутила тот самый жар между ног, когда он прикасался ко мне и ласкал. Наверное, мои щеки полыхнули ярким румянцем, потому что его ухмылка стала увереннее и наглее.

— Впустишь? — спросил он без эмоций. — Или станем достоянием пересудов твоих соседей?

Мужчина был прав, не на лестничной же площадке нам, в конце концов, говорить. Я впустила его.

Зверев вошёл в дом, и не разуваясь, прошел по коридору, остановился между кухней и прихожей и повернулся ко мне лицом. Будто ревнивый муж, собиравшийся застукать жену с любовником, смотрел по сторонам, выискивая того самого негодяя, размышляя над тем, где бы тот мог спрятаться. И в то же время вел себя уверено и непринужденно, как я ни минуты не чувствовала себя в его доме.

Закрыв дверь, я подошла, протискиваясь между ним и дверью на кухню, вспомнив о луже и разбитой посуде на полу.

— Мой водитель заезжал днем, соседи сказали, что тебя не было дома...

— Даже так? — удивилась я, поворачиваясь к нему лицом, решив, что после его ухода разберусь с этим бардаком на кухне.

— Я тебя напугал? — он заметил разбитую посуду и лужицу.

— Просто неаккуратно оставила миску на столе, когда услышала стук в дверь, — равнодушно пожала плечами. Актриса из меня вышла бы изумительная.

— Не хотела меня впускать? — он снова нагло ухмыльнулся. А мне захотелось стереть эту самодовольную улыбку с его лица.

— Хочу тебя поскорее выгнать, — и тоже натянуто улыбнулась — и не подумаю быть милой и гостеприимной хозяйкой.

— Даже так? — удивился он, скопировав мою недавнюю реплику. — И можно узнать, за что? — продолжал он бесцеремонно расспрашивать, а снисходительно-поддразнивающий тон отчего-то вызвал внутри гнев и раздражение.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍