Чувствительная Марианна восторгается всем "живописным", как и Джейн, обожавшая Уильяма Гилпина, одного из тех, кто сформулировал это понятие[30]. Но Джейн показывает, что в страсти к неокультуренным пейзажам есть риск переусердствовать. Ее герой, Эдвард Феррарс, более прозаичен. Холм, представляющийся Марианне "гордым", он называет "крутым". Склон, для нее "почти неприступный", — "неровным и бугристым". Эдварду "не нравятся ветхие, разрушающиеся хижины": "Я не слишком люблю крапиву, репьи и бурьян… компания довольных, веселых поселян мне несравненно больше по сердцу, чем банда самых великолепных итальянских разбойников". В конце концов даже Марианна признает, что восхищение прелестью дикого, романтического пейзажа "превратилось в набор банальных слов. Все делают вид, будто понимают ее, и тщатся подражать вкусу и изяществу" Гилпина. Так в своем первом полновесном романе Джейн раскритиковала "чувствительность" и "живописность" — модные словечки 1790-х годов. "Элинор и Марианна" — плоть от плоти того времени, когда писался роман, и знание исторического фона делает его прочтение особенно увлекательным.

В 1794 году, вероятно в разгар работы над "Элинор и Марианной", в стивентонском пасторате произошло знаменательное событие. Оно показало, что писательство Джейн уже воспринималось как нечто гораздо более серьезное, чем просто "изыск". В декабре, на ее девятнадцатый день рождения, отец купил Джейн "маленькую настольную конторку красного дерева с длинным выдвижным ящиком и письменным прибором из стекла". В конторке было несколько отделений, запирающихся на ключ. Наклонная доска откидывалась, и под ней был устроен тайник. Это означало, что у Джейн появилось личное пространство, пусть небольшое, но принадлежавшее только ей, а не матери, не отцу и не сестре. Это был только первый шаг. Через год Джейн обрела отдельную комнату.

В "Чувстве и чувствительности" одним из величайших благ, которые Марианна ждет от брака с Уиллоби, является красивая комната:

"На втором этаже есть очаровательная гостиная, как раз такой величины, какая особенно удобна для постоянного пользования… Угловая комната, окна выходят на две стороны. За одними лужайка для игры в шары простирается до рощи на крутом склоне, за другими виднеются церковь, деревня…"

Это побуждает ее благоразумную сестру Элинор заметить, что, пока Марианна не помолвлена с Уиллоби и пока хозяин дома жив и не оставил ему наследство, ей не следует столь откровенно восхищаться его владениями. Поступая так, она слишком афиширует свои ожидания.

Джейн, выросшей в доме, полном мальчишек, было наверняка понятно желание обзавестись хорошенькой дамской гостиной. Мечта всех ее героинь — обрести счастье и "свое гнездышко", особенно свою гостиную, ту сцену, на которой по преимуществу протекает общественная жизнь. Например, Фанни Прайс в "Мэнсфилд-парке" робко жмется в мансарде, замирает на лестнице или в проеме окна, прежде чем набраться смелости и спуститься вниз, в гостиную, чтобы в конце концов даже пуститься там в пляс: "Едва ли хоть раз в жизни была она так близка к блаженству… она пошла по гостиной, выделывая разные па…" В истории Энн Эллиот из "Доводов рассудка" капитан Уэнтуорт впервые появляется в гостиной всего на несколько минут; с Энн он даже не заговаривает. Затем Энн видит его застывшим в молчании у окна. Только в финале романа он обозначает свое присутствие в комнате, когда пишет ей письмо, как будто в нем — вся его жизнь. И Энн, и Фанни постепенно приближаются к осуществлению своей мечты и в итоге становятся обладательницами собственных гостиных. Единственная героиня, не чувствующая необходимости прятаться по углам, — это великолепная Эмма Вудхаус, которая царит в своей гостиной и приглашает своего счастливого поклонника мистера Найтли разделить ее с ней.

В 1795 году в стивентонском существовании девятнадцатилетней Джейн произошло важное изменение к лучшему. Одна из спален над столовой была переделана в "своего рода гостиную" для "повзрослевших молодых леди". Эта комната, получившая название "гардеробной", сообщалась с "комнаткой поменьше", где Джейн с Кассандрой спали. Расширением своей территории они были обязаны отъезду братьев и отцовских учеников.

Ознакомиться с окружавшими Джейн предметами быта мы можем благодаря сохранившимся счетам, которые выставлял ее отцу мистер Джон Ринг, хозяин мебельного склада в ближайшем городке Бейзингстоке: его складские строения из красного кирпича стоят до сих пор. Перечень крупных и мелких вещей, составлявшийся конторщиком мистера Ринга и в течение длинной череды лет отправлявшийся в пасторат, кажется бесконечным — от "луженой жаровни" до "лаковой стойки для гренок" и "метелки красной кожи для ковров". Из той же амбарной книги мы узнаем об обстановке комнаты, в которой Джейн написала, по крайней мере начерно, три своих первых романа.

Счета мистера Ринга проливают свет на бытовую среду, в которой сестрам предстояло обитать до конца дней: простой, недорогой интерьер, украшенный маленькими, но высоко ценимыми изящными вещицами. Плативший за все мистер Остин экономил на чем только мог. Например, приобретая "большой уилтонский ковер" для одной из нижних комнат, он в придачу к нему купил "3 ковровых обрезка" для менее парадных помещений. У мистера Ринга имелись товары на самый взыскательный вкус, вроде роскошной мебели для аристократов, которых он охотно обслуживал в кредит. В то же время, когда Джеймс Остин стал в 1792 году обустраивать для молодой жены динский пасторат, мистер Ринг с радостью предоставил ему в пользование видавший виды диван.

"Я помню неброский ковер с шоколадным фоном, — впоследствии делилась воспоминаниями о новой комнате сестер их родственница, — большой крашеный шкаф с книжными полками наверху, стоявший у стены, смежной со спальней, и напротив камин; фортепиано тети Джейн". Шкаф мистер Остин заказал у мистера Ринга вместе с оконными шторами в голубую полоску (перешитыми из выстиранных старых), коричневой краской, голубыми обоями и светлым сосновым карнизом.

Но самые важные в комнате вещи ("наиглавнейшие", по воспоминаниям племянницы Джейн) стояли "на столике между окон" под зеркалом. Это были "2 тонбриджские шкатулки для рукоделия овальной формы, оснащенные костяными бочонками, в которых хранились катушки с шелком, измерительные ленты и т. д.". Шкатулки для рукоделия говорят о том, что комната наверняка использовалась для шитья и украшения шляпок, о чем не раз упоминала в своих письмах Джейн.

В Винчестерском музее сегодня можно увидеть предмет, судя по всему хранившийся в шкатулке Джейн: изящный цилиндрический костяной футляр с буквами "JA" на крышке. Она держала в нем шелковые нитки. Рядом выставлен крошечный синий кошелек из бисера, который Джейн, по преданию, смастерила сама. Такие маленькие подарки ручной работы играли роль недорогих милых сувениров, предназначенных близким людям. Например, Джейн сшила и при расставании подарила своей подруге Мэри Ллойд маленький полотняный мешочек для иголок с запиской:

Разлука подруг продлилась недолго — вскоре Мэри стала невесткой Джейн. Они продолжали тесно общаться до конца жизни Джейн.