Он разведен – чтобы ты не сомневалась – и предложил мне руку и сердце. В общем, мужчина он во всех смыслах положительный, серьезный и с серьезными намерениями. Но проблема в том, что он зовет меня на свою родину, в Тихорецк.

Я не против, но волнуюсь, как там все сложится. Поэтому решила так – вернее, решили мы вдвоем с сестрой. Я тебе говорила, она женщина умная, не то что я. В общем, дочку я оставляю пока здесь, в Краснодаре, с сестрой.

А Сашу я хотела бы временно отдать тебе. Потому что он ехать с нами не хочет – говорит, хочет к бабушке. У бабушки ему лучше. Он, если честно, не очень ладит с моим будущим мужем. Вредничает, короче, выпендривается. Говорит, что тот старый и некрасивый – как тебе засранец, а? Наглые они такие сейчас, ты не представляешь! Ты ему слово – он тебе два! Ну в общем, как ты, Салихат, на это смотришь? Подумай серьезно, не спеши. Вопрос-то, сама понимаешь, непростой. И ты не молодеешь, и он растет, ну и вообще.

Если можно, не тяни с ответом, ладно?

Салихат перечитывала письмо снова и снова. «Бабушка». Не тетя, а бабушка! Не верила своим глазам и в сотый раз перечитывала письмо. Вдруг вздрогнула – как очнулась – и, накинув кофту и схватив кошелек, не заперев в спешке дом, выскочила на улицу.

Она бежала на почту отбить телеграмму. Какое письмо? Письмо будет идти тысячу лет! А телефон Дарья не оставила.

Спотыкаясь и задыхаясь, Салихат добежала до почты. Выкрикнула с порога:

– Мадинка! Отбей телеграмму! Срочную, слышишь? – И, облокотившись на стойку, добавила: – Давай, давай! Не тяни.

Наутро почтальонша Зарема принесла ей ответную телеграмму:

Привезу в пятницу, вагон восемь, встречай подарочек.

Пятница. Сегодня среда. Время еще есть.

Салихат бросилась в дом наводить порядок. Сдернула шторы, замочила в тазу. Встала на стремянку, перемыла все люстры. Вытряхнула ковры и коврики. Достала из серванта парадный сервиз и тоже помыла. Зачем, сама не поняла. Вынесла во двор и выбила подушку и одеяло, застелила Сашеньке новое, только распечатанное белье.

Нарвала букет гладиолусов и поставила его на стол, в парадную хрустальную вазу. Потом сняла вазу, сдернула клеенку и постелила шелковую, в разводах, гостевую скатерть.

Ну и принялась за готовку. Все, что любит Сашенька. Ее мальчик. Ее любимый и единственный, лучший ребенок на свете.

Пироги с яблоками, пирог с мясом, блины – их он любит со сметаной и с алычовым вареньем. Куриный суп с домашней лапшой – Сашенька любит потоньше, в ниточку. Тушенное с травами мясо. Выскочила во двор, сгребла все банки, предназначенные для соседкиных внуков, и унесла их обратно в погреб.

Под вечер рухнула без сил. Руки отваливались, ноги гудели, и ныла спина. Да разве это важно? Завтра она встречает своего Сашеньку, своего внука.

Ночью вертелась как уж на сковороде, волновалась. Как все будет? Как среагирует на нее Сашенька? Ведь он отвык от нее.

Вдруг вскочила, бросилась к серванту. Открыла ящик, пошарила рукой, нащупала футляр от очков и вытащила оттуда носок.

Села за стол, вывалила из носка все, что там было – сережки с горным хрусталем, подаренные ей на шестнадцать лет. Дутый браслет из красного золота – подарок отца на свадьбу. Любимые мамины бусики из мелких гранатов. Папины часы, подаренные ею и мужем на его юбилей. И, наконец, кольцо. Единственно ценная и дорогая вещь. Она разглядывала его – даже без электрического света камни переливались, играли и вспыхивали алмазными гранями. Потому что бриллианты. Кольцо на годовщину их свадьбы подарил муж.

Дорогое кольцо, немыслимо дорогое. Цену она не знала, но догадывалась. Вспомнила, как соседка охнула:

– Ну ничего себе! Денег-то сколько! Хороший муж у тебя, Салихат, не жадный!

А то она, Салихат, не знала!

Салихат уловила в ее голосе зависть. Но тут же устыдилась – зачем она так? Наверняка показалось, соседка хорошая женщина.

Кольцо она не носила – куда? В хлев и на огород? Еще потеряет, вот это будет беда. Надевала всего-то пару раз и то на праздники – на свадьбу, например, да на свой день рождения. Накроет на стол и наденет к приходу гостей. А потом снимет и уберет подальше – не мыть же в нем посуду.

Когда болел муж, многое продала – золотую цепочку, бусы из жемчуга. Колечко с фианитом, брошку с опалом. Но это оставила, рука не поднялась отдать чужим.

Салихат задумчиво повертела кольцо в руках и все же приняла решение.

Нашла картонную коробочку из-под давно исчезнувших украшений – не особенно хорошую, потертую на уголках. Ничего, сойдет и так. Положила туда кольцо, надела на коробочку черную аптечную резинку, завернула в целлофановый пакетик и убрала глубоко в сумку. Первый автобус в город уходил в семь утра. Салихат встала в пять. Умылась и села завтракать, но в рот ничего не лезло, глотнула пустого чаю.

Потом тщательно причесалась, надела нарядное платье, белые туфли, завязала косынку на шею. Подушилась духами и поморщилась – сто лет не доставала их. Прошлась по дому, проверила, все ли в порядке.

Приподняла полотенце – потрогала пироги. Не зачерствели, слава богу. Впрочем, тесто ей всегда удавалось.

Окинув взглядом дом, поспешила на остановку.

В город приехала рано. Но в сам город не пошла, сразу поехала на вокзал. Болталась по вокзалу, смотрела на часы. Объявили прибытие поезда.

Салихат задрожала как осиновый лист, почувствовала, как колотится сердце. Поправила волосы, косынку, одернула кофточку. Вытерла со лба пот.

Медленно, кряхтя, как древний старик, поезд вполз на перрон, недовольно фыркнул, дернулся, дал короткий и сиплый гудок и наконец остановился.

Салихат бросилась к восьмому вагону. В окне увидела бледное и взволнованное, такое родное лицо ее Сашеньки. С трудом сдержалась, чтобы не разреветься. Он улыбнулся. Застыла у распахнувшейся с громким металлическим стуком двери вагона.

Показалась Дарья. Увидев Салихат, бросила небрежно:

– Привет!

Соскочила со ступенек, подтащила чемодан. За ней спрыгнул Сашенька. Увидев Салихат, он на минуту смутился.

Но Салихат не бросилась к нему, не сжала в объятьях, не стала целовать. Пусть придет в себя, ведь растерялся, смущен. Осторожно взяла его за руку:

– Ну как ты? Как добрались?

Мальчик покраснел, глянул на мать:

– Все нормально.

Отошли в сторону. Дарья старалась не смотреть ей в глаза. Оглядывалась по сторонам, нервничала, поглядывала на часы и явно спешила.

Сунула в руки Салихат чемодан:

– Тяжелый. Дотащишь?

– Конечно, не волнуйся.

– Ладно, – торопливо попрощалась Дарья. – Мне пора. Извини! Дела у меня тут, в городе. А вечером обратно в Краснодар.