– Стой, – шла следом Заря, – я тебя узнала, ты же Манькина. Не уходи. Манька, наверное, всю Башкирию избегала. Пошли домой. Да не уходи ты.

Заря ласково шлёпала корову по костистому заду, круглому животу.

Ася наблюдала издали, стоя по щиколотку в воде, и выглядывала из-под ладони.

– Возвращайся. Солнце скоро сядет.

Но подруга не слышала. Закусив язык, продолжала бороться с криворогой. Наконец, видимо решив: будь что будет, взобралась на спину животинушки, пятками ударила в бока. Корова взметнула голову вверх и, словно пытаясь утопить седока, сорвалась в воду. Заря вскрикнула, грудью упала на холку животного и уцепилась за рога.

Течение потащило их вниз. Корова плыла медленно, словно выбивалась из сил. Боясь глотнуть воды, высоко задирала голову, на солнце ярко блестел чёрный нос. Заря поглаживала корову по голове между рогов и разглядывала в прозрачной воде тёмные спины крупных сазанов. Они плыли настолько близко, что были видны их плавники и шевелящиеся чёрные хвосты. Рыбины иногда кидались вперёд, в глубине ложились боком на макушку камня, иногда наглели: подныривали под брюхо коровы, покусывали ноги Зари. Самые мелкие и трусливые рыбёшки хватали проплывающие мимо мокрые листья тополя или берёзы.

Когда корова копытами коснулась дна, Заря соскочила со спины в воду, облегчённо и радостно засмеялась. Потом ещё долго оглядывалась на реку, по очереди надевая сарафан, носки, босоножки. Корова смотрела искоса, выворачивая иссечённый кровяными прожилками белок, заодно старалась дотянуться губами до мелких кислых плодов дикой яблони. Вырвавшийся из-под ветки яблони коричневый вальдшнеп заставил корову вздрогнуть. Проследив за косым, стремительным полётом птицы, корова облюбовала непролазные кусты малины, и у неё получилось продраться сквозь них и скрыться на кладбище.

– Что ж ты за зараза такая, – вслух выругалась Заря и потащила Асю на кладбище.

Ася волочилась следом и старалась ни о чём не думать. При одной мысли о смерти её душе становилось тяжко. Да к тому же вечерело, день тускнел, словно солнце набрасывало на себя покрывало траура.

– Давай быстрее. Заодно и на могилу отца зайду, – торопила Заря и шла уверенно по лишь ей знакомой тропе.

Когда Ася её догнала, Заря сидела на кривой скамейке около синего памятника с выгоревшей фотографией и пристально смотрела на смазанное дождями, холодное лицо ушедшего человека. Столько знакомого и родного было в чертах этого человека, что Ася невольно признала Зарю. Неподалёку стояла высокая длинная рябина, увешанная корзинками неспелой ягоды.

– Привет, па-а. В гости прикатила. Это Ася, моя подруга. Не собирались к тебе, так Манькина корова сюда сбежала. Ну и мы с ней. Ты как? Там в реке столько рыбы. Да. Руками ловить можно. Вальдшнепы носятся как угорелые. Всё как ты любил. Я себе плащ купила за двести пятьдесят рублей. Мамка ругалась. Хочешь, к бабушке зайду, проведаю. Скучает, небось. Совсем одна осталась. С мамкой поссорилась. С Веркой поругалась. Нас видеть не хочет, каждую неделю в Зеленодольск ездит, хлопочет об амнистии. Её там уже все знают, не прогоняют. Пирожками торгует, на адвоката собирает. Говорят, очень толковый адвокат, дяде Вове статью сменил, может, и с амнистией поможет. Пап, а мне кто поможет? Тебя нет, мы с мамкой одни. Мамке совсем плохо. Бабушка никак простить её не может. И к тебе поэтому не ходит, всё дядю Вову ожидает. Пап, ты уж прости нас с мамкой.

После недолгих поисков Заря нашла прикопанный ранее металлический совок, стала подрубать корни лебеды, щирицы, осота. Ася копошилась рядом. Употевшие и довольные работой, собрали сорняк в кучу и, не видя дороги под ногами, потащились к забору. Шли молча, уворачиваясь от пыльных свечек цветов щирицы и опасливо присматриваясь, чтобы не споткнуться о провалившуюся могилку. Они надёжно утрамбовали сорняк в овраге, и неожиданно на свежий запах зелени из кустов шумно вышла Манькина корова, опасливо глянула на Зарю, словно извиняясь: «Ты же не обижаешься, что я от вас сбежала? Я нагулялась, теперь готова следовать за вами».

Покаянный взгляд коровы поднял настроение.

Заря не спеша потянула её за верёвку.

Манька корове очень обрадовалась. Совсем уж и не надеялась её увидеть. С Зарёй поздоровалась с неохотой. Словно утирая губы, буркнула что-то в уголок платка и голосисто закричала на криворогую, погнала за ворота, обернулась в последний момент, спросила:

– Бабке сказать, что тебя видела?

– Не надо. Сама зайду.

– В прошлый раз мимо пробежала. Неудобно получилось, я вроде как предупредила, а ты не зашла.

– Отвяжитесь. Я вас не просила. Сами разберёмся.

– Сами разберёмся, – передразнила Зарю Манька. – Опозорила семью на всю деревню.

– Ну что анапаем за человек, – вскинулась Заря, – что анапаем в каждой дырке затычка.

– Чтоб ты сдохла! – огрызнулась Манька и захлопнула за собой ворота.

– Чего это она? – опешила Ася.

– Не обращай внимания, – отмахнулась Заря. – Это же деревня. Как знала, надо было ночью заходить. Давай быстренько огородами пройдём. Манька наверняка уже к бабушке побежала.

Через десять минут они уже вслушивались в ровный гул закипающего самовара. В доме пахло хлебом, полынным тёплым ветром. Над головами надсадно жужжали мухи, по двору носились куры, преследуемые разгорячённым петухом. Оживлённо гоготала стайка гусей, завидев Асю, потянули шеи, устрашающе зашипели, тронулись к ней. Пришлось сбегать за ворота. Так захлопнула калитку, что из-под крыши взмыли белые голуби, чёрными жгутами свернулись ласточки.

Дом стоял на берегу светлой неглубокой реки Юрюзань: большой, в три комнаты, рядом баня, два сарая, за конюшней длинный огород. Место было красивое, яркое, шумное. Если в деревне случалась свадьба, обязательно проходила мимо этого дома. Ржали лошади, блеяли овцы. Теперь в конюшне стояла тишина, ржавел плуг, в гараже без колёс загибался «Запорожец».

Мать Зари тётя Варвара оказалась довольно молодой женщиной. Гладкое лицо с озорными ямочками на щеках, задавленные тоской серые глаза, точёная шея со струящимся по ней бархатом нежных волос. Голос переливался перламутром от радости к грусти, от высокого к низкому.

Тётя Варвара угощала гостей основательно и долго. Подкладывала самые жирные куски мяса, разваристую картошку с невычищенными глазками. Ася вгрызалась в бараньи рёбрышки, Заря непристойно икала. Шутили, краснели, посмеивались и уже пробовали сазанов и окуней, белые грузди в сметане. Тягучий запах мёда мешался со смолянистым берёзовым душком, едкими и пряными зверобоем и душицей.

– Как там, в городе? – спрашивала Варвара, лаская взглядом девчонок.

– Хорошо. В кино ходим каждый день.

– Денег хватает?

– Ага. Только «Кара-Кум» жутко дорогой.

Варвара шевельнула губами в улыбке: «Заря с детства обожала эти шоколадные конфеты».

– Что будете делать?

– Я обещала Асе показать скалу Сабакай.

Варвара поднялась, поочерёдно поцеловала