Ася кивнула:

– Конечно. Днём на работе, вечером на занятия.

– Так вы на вечернее поступаете? – обрадовалась учительница.

Ася вновь кивнула.

– Ну, милочка, вы прям как бальзам на душу. На вечернее и троечка подойдёт. Вот вам, милая, троечка, и ступайте с богом.

Третий экзамен – физика (устно) – тройка.

Четвёртый – сочинение.

Летнее солнце жарко било сквозь частые окна коридора. На площадке много народу, одни толпятся перед доской объявлений, где будут вывешены результаты, другие жмутся к стенке. Двое влюблённых, которые опаздывали на контрольную, стоят около стола и что-то тихо обсуждают, переговариваются с человеком, сидящим за столом. Самого человека не видно, слышно только молодой девичий голос. Если парень спокоен, то девушка реагирует ярко, высоко подбрасывая руки.

Ася присела на подоконник, полузакрыв глаза, невольно прислушалась к парочке. Из разговора стало понятно, что девушка завалила физику и теперь узнаёт, как поступить в профтехучилище, чей представитель сейчас за столом. Не очень-то удачный выбор профессий: слесари, сантехники, токари. Из женских специальностей предлагались швеи, маляры, намотчицы.

Какую бы работу предпочла Ася? Может, белошвейкой? Сидеть в светлице – чистенько, простенько, пахнет сухими травами. Белые стены, как выпаренная в мыльных чанах холстина. Солнце жарко бьёт белыми лучами на золотые нити, ровно выложенные в косы. Иголки, напёрстки, стол, покрытый сукном. Медленно вертится рамка, расписанная эскизом рисунка, над ней цифирная сетка. Последний взгляд на образок в углу – и опустить веки до пелены взгляда, чтобы ничто больше не отвлекало от вышивки. Пока не выполнишь заказ – не до праздников, не до забав. Только остаётся песня. Память переполнена напевами древнего благочестия, нитка охотно тянется за долгой нотой, зовёт девку в мир грёз любовной страсти. Иголка уже самостоятельно скачет вверх-вниз, а молодица прикрыла глаза, покачиваясь в дремоте, только слух тревожно ловит скрип половицы, фальшь в чужом голосе… «Ты не должен! Оставайся!»

У зелёной стены тесно спорили двое. Девушка щурилась влажными глазами и монотонно бубнила:

– Оставайся. Ты же поступил.

Он надвигал на большой нос прыгающие очки и тянулся к ней губами.

– Поступим на следующий год.

– Тебя заберут в армию, – бубнила она, но по глазам видно, что рада его решению быть с ней.

В конце коридора раздались смех и хлопки. По коридору, бойко отстукивая короткими каблуками, шла девушка с кипой бумажек в руках. Её шлейфом сопровождала нетерпеливая молодёжь.

Институт, как любой институт в эту пору, продолжал жить единой жизнью, напряжённой и озабоченной. Центральная сила сейчас находилась около стенда объявлений. Она разрывала худенькую девушку, которая пыталась вывесить списки оценок за сочинение. Её давили, жали к стене. От нетерпения молодёжь была пропитана духом разрушения. Девушка окриками пыталась создать порядок, призывала к спокойствию и целесообразности. Она нервно вдавливала кнопки в уголки бумаги, металлические ножки гнулись, ломались, сыпались на пол, словно старались усилить и обострить перегретые мечты будущих инженеров.

Сбоку за длинным столом сидела Иринка в белой блузке, с нежнейшим пенным жабо голубого цвета.

Ася даже не поверила.

– Ты чего здесь?

– Группу набираю для училища.

– Какую группу? – не поняла Ася.

– Я же тебе говорила, что устроилась работать мастером в училище. А ты чего здесь?

– Поступаю в институт. Я же тебе говорила.

– Но сейчас поступают «дневники». Сессия для «вечерников» осенью.

– У меня осенью отпуск. Не хотелось тратить на поступление. И потом, если не поступлю, попытаюсь осенью второй раз.

– Разумно, – похвалила Иринка, – хотя неправильно. С «дневников» спрос жарче. На какую тему писала сочинение?

– На свободную. «Судьба человека» Шолохова.

– Получилось?

– Не знаю. Всего полторы страницы из себя выдавила. Я вообще не понимаю, о чём можно писать шесть страниц мелким почерком? Я только эпиграф на полстраницы накатала. Помнишь песню про белых журавлей? «…Не в землю нашу полегли солдаты, а превратились в белых журавлей»? И начала потом воду мутить, будто бы память о солдатах не улетела в пустоту, а осталась на белых страницах книг.

Иринка улыбнулась:

– Не переживай. Хочешь, схожу в приёмную комиссию и узнаю результаты?

– С ума сошла? – искренне испугалась Ася. – Давай подождём, уже и списки вынесли. Мне бы троечку, тогда точно поступлю.

Из толпы уже стали просачиваться разные эмоции. Иринка встала со стула, острым взглядом цепляла жертву, её не интересовали счастливые улыбки, восторженные прыжки, снисходительно-значимые усмешки нарциссов: «Само собой, я поступил!» Иринка лукаво высматривала заплаканные глаза, щёки в красных пятнах, прокусанные губы. Она уже приметила первые кандидатуры и тихо говорила им такие дерзкие и соблазнительные вещи, что зарёванные лица расцветали и торопливо шли за Иринкой к её столу и тихо-мирно сдавались в училище.

– Точно будет стипендия от половины зарплаты? – всё ещё сомневался молодой человек, пока Иринка торопливым почерком заполняла его документы.

– Заселят в общежитие, выдадут спецовку, три пары трусов.

– Пары или штуки? – придирчиво уточнял ломающийся юношеский голос.

– Пять пар носков.

Лицо молодого человека, необычно детское для этого возраста, совершенно менялось, когда он слышал непривычные слова: слесарь, автомеханик, пропускная система, комсомольская путёвка. Блаженная нежность во всех чертах покрывалась серым налётом страха, округлые губы в подростковом пушке шлёпали, выдавали голосом страх перед будущим.

Неплохой бы получился инженер: окончил специальную школу, победитель олимпиад, абсолютный математический слух, две пятёрки и четвёрка, а за сочинение – два. Просто отвратительный результат.

Иринка тоже старается, чтобы не сбежали и не передумали, заботливо забирает документы у всех, кто подходит, быстро обеспечивает бланком, одновременно отвечает на вопросы. Всю душу отдаёт своей работе. Подбирает ребят, словно выбирает жениха. Одного наглого и нахрапистого отшила короткой фразой «Сгинь, нечистый!». Не послушался. Тогда она на него набросилась, как лиса на колобка, уничтожила одним прикусом. Услышал, побледнел, сбежал.

Через час Иринка освободилась.

– Что ни человек, всё бриллиант, – весело хлопнула ладонью Иринка по столу, когда коридор полностью опустел. – Тридцать семь человек на семнадцать мест. Мне директриса ноги расцелует.

– Как тридцать семь на семнадцать? – удивилась Ася.

– Завтра половину отговорят родители, некоторые сами одумаются, всё равно человек десять останется. Считай, группа сформирована. Завтра ещё в педагогическом последняя математика. А ты чего? Что получила?

Ася покраснела. Ей было стыдно признаться, что у неё не хватило духа посмотреть результаты. Пока не знаешь, вроде как есть надежда, что поступила.

– Боишься? – Смуглое лицо Иринки приобрело какой-то розовый бархатный оттенок. – Пойду посмотрю.

Её палец, нацеленный на ровный ряд фамилий, осторожно катился вниз, пока не замер на месте. Из тишины под низким потолком далёким хрустальным колокольчиком зарождалось невероятное слово:

– Четвёрка… чет-вёр-ка… ч-е-т-в-ё-р-к-а!

Ася готова растерзать Иринку за издевательство. Сжала зубы, в ушах возник звон,