Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Порубленным. Повешенным. Утопленным. Горящим.
И не просто с огромной скоростью восстанавливать себя, но и людям вокруг успевать помогать. Навык нужен, как и в любом деле. Практика. Но выглядели эти тренировки, конечно, жутко. А уж пахли… Хорошо, целители могут блокировать себе не только болевые ощущения, но и обоняние.
Мда.
ПОТОМУ ЧТО ОБЩЕСТВЕННО ПОЛЕЗНЫЙ ТРУД —
ОН ОБЪЕДИНЯЕТ!
Баронство Денисова, Хвост Дракона, Пещеры, 39. 10 (апреля). 2055
Пещеры готовились к пятьдесят шестому новолетию. Весь наличествующий контингент девушек (две человеческих и пятеро орчанок) отнеслись к первому новому году на новом месте с большим энтузиазмом, с обеда заперлись в кухне и изобретали новогоднюю программу, отправив добровольцев (во главе с Червончиком) украшать столовский зал и двор.
Червончик, оказавшийся не только неплохим секретарём, но и толковым планировщиком, с самой зимы ходил в помощниках у инженера Нори и так нахватался умного, что поминутно сбивался с привычной всем вихлястой блатной манеры на высоконаучный слог. Мужики беззлобно посмеивались:
— Слышь, Червончик, мож тебя в Академика переименовать?
— Не-е-е, мужики. Знал я одного Акадэмика, — с выразительным «дэ» презрительно выплюнул Червончик, —…гнида был редкостная. А я парень из пролетариев, мне и так нормально.
В окно высунулась Шурочка:
— Мальчики, свистните в бараках добровольцев, грядки надо вскопать.
Фломастер сдвинул кепку на затылок:
— Ты что, Шуро́к, ещё и огород на себя повесить хочешь?
— Да какой там огород! Пару грядок под зелень, чтобы свежее под руками было.
— Организуем.
Колония за зиму сильно разрослась. Вопреки здравому смыслу, поток удальцов, желающих сбить спесь с нового барона, не иссякал. Наоборот, их действия становились хитрее и продуманнее, привнося ежедневное разнообразие и позитив в жизнь орочьей диаспоры.
Некоторым везунчикам удавалось удрать обратно в Степь. Некоторым — не очень, и они пополняли всё новые и новые отряды кандальников.
Часть заключённых, прошедших суровую школу Бурого, были переведены ближе к новой крепости, и отложенный с осени проект восстановления тракта наконец заработал. Трудились здесь в основном те, за кого была уплачена страховка. Это было относительной гарантией того, что ни с ними, ни с их родственниками особенных проблем возникнуть было не должно.
С каждым днём затея с новым баронством всё меньше походила на авантюру, и всё больше — на серьёзное предприятие. Хозяйство Денисова изрядно разрослось. Мало того, что непосредственно рядом с крепостью распахали и насадили несколько полей, так ещё и в обе стороны — на север и на юг от Маленького портала — вдоль восстанавливаемого тракта основали десяток деревушек.
С одной стороны, это затрудняло патрулирование территорий и распыляло силы, которые барон Денисов всё как-то стеснялся называть военными. С другой стороны — это уже была настоящая, ощутимая граница, ближний рубеж, а внутри — его собственная земля и его люди, за которых Денисов ощущал нешуточную ответственность.
Витя-Камаз сам не заметил, в какой момент стал чувствовать себя настоящим бароном. И этот титул вовсе не был игрушечным, как ему вначале казалось.
ТО, О ЧЁМ НИКТО НЕ ПОДОЗРЕВАЛ
Время назад
Тьма
Полторы тысячи лет он не видел света. Стены его тюрьмы были привычно непроницаемыми. Драгоценное дерево, красное внутри и чёрное снаружи, как настоящий человек. По крайней мере, так считали в тех местах, где оно выросло. Гладкая стенка ящика была отполирована, как стекло, идеально подогнанные доски снаружи скреплены массивными серебряными скобами, но ведь дело было не в них. И уж конечно не в смоле, на которую была приклеена крышка. Он чуял, крышка была сбита с телом этого дурацкого саркофага обручами, тоже серебряными. Глупые людишки! Разве могли бы эти смешные приспособления удержать в плену настоящего демона?
А вот слова и знаки, которыми была сплошь покрыт его тесный саркофаг — могли. И ещё как! Вот уже полторы тысячи лет он сидел взаперти, ослеплённый этими закорючками, высасывающими его силу. Ему осталось только обоняние. И чувство движения.
Да. Движения было довольно много. Его часто таскали, переставляли ненавистный ящик. Носили кругами. Вокруг было то тихо, то шумно. Голоса сливались в невнятный гул.
Первое место было среди болот. Пахло трясинами и лихорадкой. Потом его долго тащили, минуя вонючие города и продуваемые ветрами пустоши, пока не остановились где-то в горах. И всё равно они продолжали дёргать его тюрьму, приводя его в ярость.
Первые годы он пытался сломать её. Разорвать. Пробить. Найдись здесь хоть кто-то, способный заглянуть в тонкий энергетический план — и стенки саркофага уже не представлялись бы такими глянцевыми. Истинный вид внутренности был сплошной бугристой сетью рубцов.
Как эти костлявые чернорясники добились подобного?..
Саркофаг был живым. Он заращивал рваные раны быстрее, чем демонические когти успевали их наносить. Оставляя тонкий след — как напоминание его беспомощности. И словно растворяя энергетическую структуру пойманного инфернального существа. Это приводило его в неистовство, заставляя кидаться на стенки вновь и вновь, обжигаясь, истаивая… Пока от него не осталась лишь тень прежней силы. Он клубился в сердце своей темницы чернильным пятном и слушал, как кричат люди. Они ликовали, видя как вздрагивает их чудесный ящик, слыша глухой рёв. Он понял, что ещё немного — и последние капли его сущности исчезнут в стенках этого капкана.
И он решил затихнуть. Людишки забеспокоились. Двигали ящик. Трясли. Топтались вокруг, воняя чесночной похлёбкой. Однако вскрыть саркофаг всё же побоялись. Он наконец-то преисполнился злорадства. Тишина и бездействие заставляли нервничать бритых монахов. Сгусток тьмы замер, стараясь сохранить то, что от него осталось. Когда-нибудь это кончится. Найдётся дурак, который откроет крышку или хотя бы собьёт обручи. Наглый вор, что проникнет в храм в поисках старинных артефактов. Жадный мародёр. Самонадеянный монах. Кто-то придёт.
Он мог ждать очень, очень долго…
И вот теперь его снова тащили.
Сколько времени прошло? Сотня лет? Тысяча?
Стенки качались, и он старался не прикоснуться к ним даже случайно. Демон вовсе не был уверен, что выдержит ещё одно прикосновение.
Гул голосов внезапно стал чётче, словно истончилась сдерживающая его мембрана:
— Отличная работа, брат Симеус! Настоятель был прав, доверив вам управление строительством. Идеальная копия!
— Спасибо, брат Перкус. Но это не только моя заслуга…
Заскрипели створы тяжёлых дверей, и голоса зазвучали гулко:
— Внутренняя отделка великолепна! И даже статуи!
Удивительная чёткость звука! Внутри сгустка тьмы вспыхнула безумная надежда — если к беспросветной тьме можно применить слово «вспыхнула».
— Прошу вас, братья, — кожаные сандалии громко и несинхронно шлёпали по камням, — ставьте на обычное место.
Ящик дёрнулся, и дно ударилось о камень постамента. Брякнуло серебро.
— Аккуратнее!
— Простите.
— Готово.
— Надо сказать отцу настоятелю, пусть осмотрит всё до общего собрания, — голоса удалялись. — Может быть, у него будут какие-то замечания…
— Не думаю, что у отца настоятеля сейчас есть время на такие мелочи. Просто доложите, что реликвия на обычном месте.
— Будет исполнено.
— Что с деревенскими?
— Перемещение фермерских хозяйств практически завершено.
— А договора о поставках?
— Предварительные соглашения подготовлены.
— Вот эти документы представьте отцу настоятелю в первую очередь! Вы же понимаете, насколько экономическая основа нашего…
Двери захлопнулись, оставив вокруг звенящую тишину храма. Но это была не та тишина, к которой он прислушивался последние полторы тысячи лет. И он мог слышать дальше! Болтовню глупых монахов, под сандалиями которых скрипела мраморная крошка дорожек. Суету грузчиков вокруг телег. Стук молотков каменщиков, доделывающих храмовую ограду. Вокруг шумел интересный и вкусный мир. Воздух был свеж, словно на заре эпох.
Неужели?..
Ошибиться было страшно. Смертельно, если подумать. Полная и окончательная потеря сущности… Случалось пару раз такое видеть. Жалкое зрелище.
Торопиться ни к чему. Что несколько дней… или даже лет ожидания после полутора тысячелетий глухого отчаяния? Демоны тоже умеют быть терпеливыми…
ЗЁРНА ПАНИКИ
Новая Земля, посёлок Швис, монастырь реликвии
Спустя семьдесят два долгих дня он решил попробовать одну штуку. Братия