Когда-то он был просто красавец. Но с годами — точно, как на портрете Дориана Грея, все невоздержанности и грехи исказили его милые моему сердцу черты. Он становится похожим, это очень заметно на фотографиях, на старого сатира, со страшной улыбкой и мертвыми, мрачными глазами. Со мной же произошло то, о чем я в юности читала и слышала с удивлением: а я сквозь мешки, морщины и следы порока вижу чистое, хорошее лицо молодого аспиранта, сочинявшего мне то выспренние, то остроумные стихи.

Ольга приехала очень скоро — на самом деле я ведь даже не спросила, где она живет. Она была еще красивее, чем в первый раз. Подтянутая, стройная, чистейшая кожа — можно рекламировать кремы по телевизору. Похожа на девушек, которые нагло говорят, что им сорок, а они выглядят на тридцать с хвостиком, потому что пользуются дорогой косметикой. Хотя на самом деле им — двадцать.

— Ты прекрасно выглядишь, — не удержалась я, хотя знаю цену женских комплиментов.

Ольга неожиданно обрадовалась — похоже было, что она поверила мне.

— Правда? Если бы ты меня видела полгода назад… У меня были всякие личные проблемы… я ходила черная. Поверишь — все без подтяжек. Куда-то ушли — не без моей помощи, конечно, морщинки вот здесь, — она провела пальцем под глазами и около губ. — А у тебя вот здесь новая морщинка, в тот раз ее не было, плакала эти дни, да? — Теперь она провела пальцем, очень аккуратно, по моему виску. И тут же отняла руку. — У меня есть с собой, я как раз заезжала в салон, смотри…

Ольга достала из сумки маленькие пакетики, тут же разорвала один, достала из него кусочки плотной материи, похожей на холст, вырезанные в виде неправильного полумесяца.

— Ты еще кремом не мазалась? Нет? Хорошо… Пойдем в ванную… У нас в салоне эта процедура стоит семь у. е., а вообще-то пакетик в розницу — сорок рублей, а оптом — семнадцать… Вот так мы, капиталисты, — она открыла воду, сполоснула руки, — и наживаемся… на бедах… Смотри, надо слегка намочить теплой водой, почти горячей, воду стряхнуть и приложить… повернись ко мне… вот так… — Она осторожно отвела мои волосы с лица и положила кусочки ткани мне под глаза. — Вот, видишь в зеркале? Не печет? Хорошо. Они пропитаны специальным гелем. А теперь лучше полежать минут десять. Но можно и кофе наливать, они не упадут, только не смейся и не гримасничай.

Я ложиться не стала — я вообще не могу ложиться, если уже встала. Только по горячей просьбе Виноградова. Может, мне поставить ящичек с прорезью и при каждом упоминании — даже мысленном — этого имени платить штраф? Глядишь, к лету сумма на отдых нам с Варькой соберется…

Пока мы пили кофе, Ольга рассказала о своей жизни, точнее, о производственной ее стороне. О личном она почему-то не говорила, а мне спросить было неудобно.

— Ты такая хорошенькая без краски… То есть с краской — тем более, но когда глаза и губы не нарисованы, то видно, что ты еще очень молода.

Я посмотрела на нее. Но ведь она явно моложе меня. Ей лет тридцать пять. Сегодня я в этом не сомневалась.

— Спасибо, Ольга. Ты меня подбадриваешь.

— Нет. — Она улыбнулась. — Нет. Просто ты мне нравишься.

— А… — Я запнулась, совершенно не зная, что ответить.

Ольга потянулась к моему лицу и аккуратно сняла полосочки ткани из-под моих глаз.

— М-м-м… — Она с удовольствием покачала головой. — Красоточка… Ни одной морщинки… я тебе оставлю пару пакетиков. А вообще советую воспользоваться нашим неожиданным знакомством и походить в один из моих салонов — совершенно бесплатно.

— Ты знаешь, я уже хожу бесплатно ужинать к Жене Локтеву в ресторан.

— А-а, ты его знаешь? — Ольга с интересом взглянула на меня. — Да, я… проезжала как-то мимо его ресторана… название еще такое… смешное…

— «Тетушка Чарли». Я писала про него статью, и мы неожиданно подружились.

— Да? — Мне показалось, что Ольге это не очень понравилось. — И как же вы подружились? Он ведь, кажется, нетрадиционной ориентации…

— Мне тоже так кажется… Ну вот потому и подружились, а не что-то другое.

— И что, — в голосе ее проскользнула очевидная ревность, — ты с ним откровенна?

— До некоторой степени…

— Ну, будь осторожнее… А кстати, ты мне не покажешь фотографию своего друга? Этого героя-любовника?

— Покажу, — я достала с полки один из альбомов, — вот, мы недавно ездили в Турцию, отдыхали в чудесном отеле, целый месяц…

— Я представляю… — Ольга быстро взглянула на меня. Она что-то такое представила, от чего мне стало неудобно.

— Жили в разных номерах…

— Как романтично… — Она внимательно разглядывала наши фотографии, задерживаясь в основном на моих. — Тебе идет загар… да тебе все идет. Красивая… и здесь какая красивая… Когда волосы выгорают — просто чудо. Как тебе хорошо с хвостиком…

— Послушай, я даже не знаю, как относиться к комплиментам такой «красивой женщины, как ты. Ты жалеешь меня, что ли? Ну какая же я красивая?

— А какая же ты еще? А? — Ольга отложила альбом и молча, с улыбкой смотрела на меня.

Я заерзала.

— М-м-м… Вот, кстати, и Саша. Здесь он на себя похож.

— Жуткая морда… а брюхо-то… ты не обижаешься за своего избранника?

— Н-нет… нет, конечно… я тоже вижу, что он чуть располнел в последние годы…

— И три подбородка лежат… хоть на пластику иди… если похудеет — просто повиснут тряпочкой. Но он не похудеет — будет только толстеть… Это видно — у него такой плотоядный рот. Наверняка развратный, неуемный лизун, да?

Я передернулась внутренне. Ну почему, почему я допускаю такие разговоры? А она продолжала, не замечая моего смущения:

— Придумщик, фокусник, любитель малинки, клубнички, групповых встреч, двух-трех девушек между его ног, наверняка грязный фетишист… А спроси его, какую ты, Лена, любишь музыку или когда день рождения у твоей мамы — он не знает. Пока все правильно?

— Д-да.

— И это еще не все, правда?

— Правда. Но… Ольга, пожалуйста…

— Знаешь, кто я по образованию?

— Только не говори, что ты врач-психиатр… подосланный моей мамой или… самим Виноградовым, чтобы отвадить меня от него.

— Ты сценарии писать не пробовала?

— Нет. Почему? — Я пожала плечами.

— Такая фантазия… Нет, я — художник. До того как у меня получилось с салонами, я писала для себя и делала иллюстрации к книжкам, очень любила детские заказы. Я тебе покажу как-нибудь. Если захочешь.

— Да, да… — Я рада была любой перемене темы, лишь бы не обсуждать причуды Виноградова.

А она это прекрасно понимала.

— Ты никогда не отдавала себе отчет в том, что он делает с тобой? С твоей душой, с твоей любовью? Какой его любимый фетиш?