— Я ничего не… — начала оправдываться Таня.

— Вот и не надо. Найди себе нормального парня. Ты — девочка хорошая, симпатичная, всё у тебя впереди. А Стас — это как горизонт. Он недостижим. С этим нужно просто смириться.

— Да не нужен мне ваш Стас, — обиделась Таня. — Я просто так спросила.

— Просто так, — слишком легко согласилась Морозка.

— Я могу идти домой?

— Да, конечно, мне всё равно мужа ждать. Я сама тут всё разгребу.

Таня закрыла за собой дверь и отправилась в сторону гардероба, где оставила верхнюю одежду. И что она такая дура? Чего ей не молчалось? Ну, знает она теперь, что у Морозки и Дежнева ничего не было. Легче стало?

Станислав Борисович открытым текстом говорил, что женитьба его не интересует. Таня это знала. Она не знала, насколько сильно к нему привяжется. Насколько болезненна будет сама по себе мысль, что Стаса не будет рядом. И эти его слова: «Я не хочу, чтобы ты уходила». Эта его открытость. Всё это давало иллюзию, что с ней всё будет не так. Что она особенная. Но, выходит, это лишь иллюзия, мираж.

Горизонт. Надо же было такое придумать.

И зачем он Таню в консультацию отправил? Чем она ему не угодила? Она ему не хамила, ничего не требовала, истерик не закатывала. Она ему даже не писала. Если не считать те «листовки» в самом начале. Он сам. С другой стороны, если человек женат на работе, кого он должен трахать? На монаха Дежнев не похож. Совсем не похож. Тогда где он находит себе женщин? Вывод прост: на работе. Не со всеми же коллегами он "дружит". А тут она так вовремя подвернулась. А может, наоборот, не вовремя. Может, у него встреча с какой-нибудь старой любовницей запланирована, и он убрал Татьяну, чтобы под ногами не мешалась. Конечно, он не знает, что Фея и Таня — одно и то же лицо, и прочие органы тела. Но остальные девчонки вне своей смены и сами добровольно на работу не придут. Только Таня, как Фигаро. Обидно стало просто до слез. Буквально.

Визит в комнату индивидуального пользования объяснил и слезы, и обиды, и сексуальный голод. Версия Станислава Борисовича подтвердилась: у нее начались месячные. Конечно, Фее на время технического перерыва нужно найти замену.

А вот фигушки! Она шла к этому восемь лет. Маленькими шажками. Она получила даже больше, чем мечтала. И если Дежнев думает, что может ее, когда захочет — позвать, когда не хочет — задвинуть за шкаф, как старую картину, так он ошибается. Не на ту напал. Таня будет бороться!

По возвращении домой запал бороться у Татьяны не то чтобы пропал, но слегка притух. Как бороться? Вцепиться зубами, как бульдог в шашлык? Таня, может, и вцепилась бы. Но не умела. Однако и сдаваться она не хотела. Красные пятна на прокладке будили в памяти беседу девчонок в сестринской. Пока Таня клевала там носом, мозг кропотливо фиксировал разговор.

— Не знаю, мне кажется, всё это чушь, — говорила Марго. — Как труселя люстровые.

Зацепившись за знакомые слова, мозг отметил, что эмпирически эффективность люстровых труселей подтвердилась. Хотя из-за малочисленности выборки и отсутствия контроля с плацебо доказанным метод считать нельзя. Еще мозг напомнил Тане, что в компании красных трусов упоминались мужские тапочки. И можно провести эксперимент по оценке эффективности их выгуливания. Хотя экспериментов Татьяна и так за последний месяц провела, наверное, больше, чем всю предыдущую жизнь.

— Какая же это чушь? — возмущалась Олечка, главный специалист по чуши и предрассудкам в их молодежном коллективе. — Им в России уже лет двести пользуются. А народ всякую «чушь», как ты говоришь, делать бы не стал.

— Не уверена, — возразила Марго. — Народ, который просит у домового вернуть потерянную вещь и верит обращению президента федеральному собранию, для меня, в некотором роде, не авторитет.

— Но ведь действует! — возразила Оля.

— Что, послание президента?! — удивилась рыжая.

— Нет, если домового попросить.

— Ну, ты поняла, да, что сказала? Хорошо, что сейчас не тридцать седьмой год. До него еще счастливых семнадцать лет. Авось, не доживем.

— Маргарита, нельзя быть такой пессимисткой! — пожурила приятельницу Оленька.

— Я оптимистка! — не согласилась Марго. — Так, куда, ты говорила, свечку нужно поставить?

— В церкви нужно поставить, — воспряла духом Оля. — Три свечки, у иконы Николы-Чудотворца, и нужно простоять рядом, пока полностью не сгорят. И сказать: «Как горит свеча, так и любовь Андрея будет гореть только для меня. Аминь». А потом еще в трех храмах нужно поставить по три свечи.

— Не зна-аю, — с сомнением протянула рыжая. — Пока больше на сетевой маркетинг смахивает.

— Ладно, тогда просто возьми три капли менструальной крови и добавь своему парню в еду.

— Ну, это я слышала, — кивнула Марго. — Но это же фу! Как я это буду…

Она посмотрела себе на то место, где сходятся ноги, потом — на разведенные руки, потом на Олю. Всем видом демонстрируя, что не представляет, как такое можно в своем уме сотворить.

Но Таня-то была не в своем уме. Правда, тоже считала, что это «фу». И тоже не представляла, как такое осуществить в реальности.

— И потом, — продолжала Маргарита. — Это же неправильно. Нельзя же человека свободы выбора лишать, — говорила она, будто не утверждала две минуты назад, что все эти привороты — чушь чушачья и суеверия.

Этот аргумент для Тани тоже был весомым. А вдруг возьмет и подействует, как трусы в красное сердечко? Станет Станислав Борисович послушным, как волосы после хорошего бальзама, начнет бегать перед Татьяной на задних лапках, цветы, драгоценности всякие носить, тапочки в зубах… Зачем ей такой Дежнев? Лучше никакой, чем такой.

— По мне, так чем по доброй воле тебе нервы трепет, пусть по недоброй ребенка воспитывает. Тьфу! — осознала Оля, что сказала что-то не то. — Короче, ты меня поняла.

В этих словах тоже была определенная логика. Цветы, драгоценности и тапочки — это всё необязательно. А вот Дежнев ей нужен. Очень нужен.

Таня открыла ключом замок входной двери, растерла озябшие пальцы, а потом вынула из сумочки телефон. Словно поджидая, он мигнул сообщением.

«Привет! Что делаешь?» — спрашивал Стас.

«Пока ничего», — честно ответила Таня. — «Но думаю заняться приворотом».

«Меня?» — прилетел ответ от Дежнева.

Текст не вычитан. Надеюсь, еще неделя, и я уже буду нормально высыпаться, а не вырубаться на середине предложения))

Стас сидел в ординаторской в одиночестве и крутил в руках черную повязку для сна, на которой задорными белыми буквами было написано «Ой, всё!» Это ёмкое выражение как нельзя лучше описывало сегодняшний день. А ведь ему предшествовала такая замечательная ночь. Как он ржал (тихо), когда обнаружил в штанине женские трусы! Прямо как в сказке про девушку, которая так торопилась с бала, что обронила… Вот будь Стас принцем, он мог бы издать указ, по которому все девицы его отделения королевства должны были их примерить… Хотя чего он там не видел?