Пабло запихнули за руль рычащего «хамви», Хуан встал за пулемет, и все неторопливо выдвинулись в патруль. Всего восемь человек. Ежевечерний осмотр квартала стал уже привычным делом. Знали каждый уголок, каждую хибару до кирпичика. В таких ситуациях внимание притупляется, а на его место приходит преступное безразличие.

Лица по дороге попадались одни и те же. Удивительное дело, но раньше Мигель не особо различал представителей негроидной расы, теперь же для него проблем в этом не было.

Все выглядели как обычно. Местные хозяйки вывешивали белье, торговец фруктами сворачивал свою лавочку, перепачканные дети, одежда на которых свисала разноцветными лохмотьями, играли на запыленной дороге.

Все выглядели как обычно… Кроме одного мальчика в длинном балахоне, который что-то призывно прокричав на креольском и помахав рукой, устремился прочь от армейского внедорожника за угол ближайшего дома. Было что-то такое в этом подростке, что заставило патрульных насторожиться. И как-то сама собой опустела улица, словно все по команде попрятались по своим хибаркам.

– Что за черт? – удивился Хуан, опасливо оглядываясь по сторонам.

– Там тупик, шеф, – откликнулся за рулем Пабло. – Может, дурачится, и делов-то.

– Знаю, но надо проверить. Мигель, вперед.

В этот момент Мигель мог поклясться, что почувствовал еле уловимый запах гари. Нет, не тот запах гари, которым было пропитано все вокруг, а совсем другой, в который были вплетены еще и ароматы опасности и страха.

Отряд неторопливо, как учили, свернул за угол вслед за Пастором, который в силу своих физических возможностей и опыта выполнял роль «танка прорыва».

Там действительно был тупик. Несколько покосившихся хибар, образовывавших собой неправильную букву «П» с низкими навесами, между которыми были растянуты веревки с мокрым бельем. Мальчишка дожидался их в конце тупика и, призывно маша рукой, что-то кричал на гаитянском креольском, этой смеси африканских наречий и неправильного французского. Мигель хоть и знал французский, но гаитянский креольский понимал лишь урывками, на самом примитивном уровне. Из того, что кричал подросток, он понял только «сюда» и «помощь».

– Что он несет, ни черта не разобрать, – выругался Хуан, опасливо оглядываясь по сторонам.

– Что у тебя тут? – вскидывая и беря на изготовку винтовку, поинтересовался Мигель.

Вместо ответа мальчишка громко крикнул, и по «хамви» тут же хлестнул гранатометный выстрел. По крышам хибар заметались тени. Хуана накрыло сразу, окровавленный Пабло мешком повалился на руль, а Мигель едва успел отскочить от многотонной машины, с размаху протаранившей стену тупика. Под ноги Мигелю посыпался битый кирпич, в поднявшейся пыли ничего нельзя было разобрать, но он все-таки увидел, как мальчишка достает из-под своей хламиды калашников.

– Оружие на землю! – заорал Мигель подростку, смело смотрящему ему в глаза.

Подросток и не думал опускать оружие. Мигель инстинктивно нажал на курок, но в самое последнее мгновение задрал дуло своего автомата так, что очередь прошла над головой юного бандита, выбивая из стены пыль и кирпичную крошку. Подросток, вжав голову, снова что-то закричал по-креольски, направляя автомат в сторону Мигеля. Но всегда считавшийся безотказным АК дал сбой. Последовал приглушенный щелчок. Даже с такого расстояния было видно, что автомат находится в плачевном состоянии, и грязь и ржавчина все-таки сделали свое дело.

С крыш зданий на отряд со всех сторон шквалом обрушились выстрелы. Лишенные укрытия солдаты рассредоточились кто куда, спасаясь от огня засевших в укрытиях боевиков. Вечный задира Пастор, прижавшись спиной к стене, ловко отстреливался короткими очередями. Счет был явно в его пользу – уже два подстреленных туземца валялись на земле с противоположной стороны улицы.

Они угодили в засаду. Такие случались здесь частенько. Но эта была первая за последний вроде бы спокойный месяц.

Мальчишка смотрел на Мигеля и дергал заклинивший затвор.

– Брось оружие, – снова повторил миротворец, четко понимая, что не сможет выстрелить в ребенка, пусть и вооруженного.

– Убирайтесь, – прохрипел паренек. Послышался еще один щелчок – затвор встал на место. Подросток нажал на спуск.

Удивительно, но из всего каскада перестрелки и взрывов Мигель четко расслышал именно тот выстрел, который предназначался ему. Время словно замерло. Ему казалось, что если чуть-чуть напрячь зрение, он сможет детально рассмотреть, как пороховые газы облачком обволакивают дуло автомата, проследить весь полет пули.

Но это была лишь секундная иллюзия. Время снова ускорилось.

В последний момент Мигель успел дернуться в сторону, и пуля, которая должна была прошить ему живот, угодила в бедро. Мигель упал. Помнил потом только, как его кто-то тащил, выволакивая из зоны обстрела. Неужели кто-то остался в живых? Сквозь пелену он слышал чьи-то отборные ругательства на испанском и звук приближающегося вертолета.

В полевом госпитале недалеко от столицы Мигель узнал, что потом было еще одно нападение на патрульных. На этот раз не повезло бразильцам, но те достаточно легко расправились с нападающими, так как были готовы к подобному развитию событий. Кроме того, как ходили потом слухи, бразильцы весьма жестко обошлись с теми нападавшими, которым удалось выжить. Либеральные СМИ по всему миру пытались раздуть из этого скандал, подкрепленный показаниями очевидцев, но дело достаточно быстро спустили на тормозах. После этого на какое-то время на границе с Доминиканской республикой стало тише. Местные бандюки резонно решили, что лучше лишний раз не связываться с теми, кто рос и жил в примерно таких же условиях, кто привык отвечать на пощечину хорошо поставленным боксерским хуком.

Мигеля пару раз посещал Пастор, отделавшийся всего лишь парой царапин.

«Везучий ты, сукин сын», – неоднократно повторял Мигель в адрес сослуживца, на что тот лишь самодовольно скалился. Но вот если Мигель спрашивал про других ребят из патруля, Пастор сразу же переводил разговор на другие темы и отворачивался, будто пытался разглядеть что-то вдалеке.

– Вот так все и было, отец, – говорил он позже доброму батюшке настоятелю арктической церкви Святой богородицы отцу Амвросию, куда попросил перевод сразу после эвакуации с Гаити.

Что он искал на этой земле? К чему стремился? Мигель и сам не знал. Тот эпизод с подростком навсегда застрял в его памяти. Мальчишка ведь мог убить его, но попал в бедро, да и сам Мигель мог выстрелом уложить его. Но что-то случилось.

– Бог не попустил, – качал головой батюшка. – Путь он тебе указывал.

– А иду ли я этим путем? – прошептал Мигель, закрывая потрепанный блокнот.

Он хорошо помнил свое детство, проведенное в одном из небогатых районов Сантьяго. Помнил запахи, цвета, впечатления, все то, что со временем увядает и отступает в темноту времен, хотя мы так тщательно стараемся это сохранить, уже становясь взрослее. И тем больнее эти воспоминания были сейчас, когда прошлый мир оказался безвозвратно утрачен.