Однако финишная прямая оказалась удивительно кривой. Голландец, почти дыша в затылок капитану, вошел во двор, дождался, пока капитан закончит осмотр пространства за своей спиной, и вслед за ним вошел в подъезд. И тут же начались кошачьи игрища. Капитан по какой-то причине не любил лифты. Голландец еще подумал: «Не из-за сегодняшней ли ночи?» Поэтому к квартире милиционер поднимался пешком. Обут он был в туфли, и ступать шаг в шаг за ним в кроссовках было мучительным удовольствием. Удовольствием потому, что капитан не слышал ничего, кроме стука собственных подошв, а мучительным, поскольку Голландец с трудом попадал в ритм. Милиционер шагал как-то странно, как пьяный. Складывалось впечатление, что после каждого шага он опирался плечом на стену. Этой ночью капитан все-таки устал. Но было что-то, что заставило его отказаться от отдыха. И это не служебная необходимость, факт.

На четвертом этаже капитан остановился. Голландец, уже занеся ногу над следующей ступенью и перенеся вес тела вперед, понял, что сейчас придется-таки шлепнуть ногой. Уже падая вперед, он завалился на бок и вцепился в перила. Их вид, безупречно монолитный, мог выдержать, как показалось Голландцу, даже слона.

«Как только перестаешь следовать главному правилу жизни, происходит катастрофа», – пронеслось в его голове, когда перила под его весом качнулись и издали в подъезде такой полифонический звук, что спина Голландца покрылась гусиной кожей.

Все на самом деле не то и не так, как кажется. В это можно не верить. Но следовать такому простому правилу нужно всегда. Когда-нибудь оно станет подсказкой при решении задачи, где неправильный ответ означает смерть.

Он отстранился от перил и прижался спиной к стене.

И тут же услышал, как перила сыграли еще раз. Нет сомнения – это в них вцепился капитан. И сейчас он смотрит вниз.

– Перестань хулиганить, мерзавец!

Голландец похолодел. Это сказал капитан?!

– Куда, урод! Без намордника не пущу!..

Сердце стучало так, что рюкзак между спиной и стеной работал как ортопедический матрас. Тело Голландца вибрировало и не могло остановиться.

– Все, закрыли дверь. Теперь пошли, сукин сын!

Ответом был резкий «гав». Какая-то старуха вызвала лифт, по подъезду раздался стон тросов. Только бы капитан в это время не решил спуститься вниз на цыпочках. Хороша будет встреча. Истек один пожизненный срок, пока старуха с собакой неизвестной породы вошла в лифт. И еще один – пока она спустилась и покинула подъезд.

И снова – тишина.

Звонок. Голландец бесшумно перевел дух. Капитан не позвонил бы, если бы не убедился в своей безопасности. Дверь открылась, но ни одного из всех известных шаблонов разговора не прозвучало. Было слышно, как капитан потоптался на пороге и вошел внутрь. Замок молчал.

Голландец ринулся по лестнице вверх, наклонился, чтобы его не было видно в глазок, и прижался к бетонному блоку между двух квартир.

«Кэп не может стоять на пороге вечно, верно? Он войдет. Даже если его не пригласят, он обязательно войдет, чтобы проверить, в чем дело. Он мент».

Эта теория ослепила Голландца безумием всего на мгновение. Но этого мгновения хватило, чтобы он вошел в квартиру. В прихожей – никого. Скользнув взглядом, Голландец увидел дверь из толстого непрозрачного стекла. И в эту секунду он услышал приглушенный голос и звуки приближающихся шагов.

– Простите, что вошел без приглашения, но дверь была открыта, а на звонок вы не отреагировали.

Глаза Голландца лихорадочно искали в глухом коридоре убежище.

– Между тем я и раньше не пускал вас дальше прихожей, – назидательно, словно указывая на серьезную ошибку, не проговорил, а промычал кто-то второй. – Раз дверь открыта – войдите и ждите.

– Простите…

Размышлять дальше, как поступить, было уже вредно для здоровья. Голландец открыл стеклянную дверь, ведущую в темную комнату, и снова прижался спиной к стене, а ухом – к щели между косяком и дверью. В комнате тонко тянуло дорогим парфюмом. Видимо, это была спальня.

«Прихожая, тут же – спальня. Пусть даже для гостей. Планировка более гомосексуальная только в Комитете. Везет мне сегодня на приятные запахи. Не к добру».

– Итак, сколько вы хотите?

– А как сильно вы ее хотите?

– Перестаньте пороть чушь. Каждый предмет имеет свою цену. И она не может колебаться от желания эту вещь приобрести.

– Пятьсот.

– Я дам вам двести, – пообещал неизвестный.

– Всего хорошего.

– Подождите! – Голландец услышал, как по полу суетливо застучали тапочки. – Это всего лишь торг.

– Мы не на базаре.

– Но и не в магазине, да? – только сейчас Голландец расслышал в голосе хозяина квартиры южные нотки. Но это не голос уроженца Сочи. Скорее, уроженца Ташкента. – Деловые люди всегда обсуждают цену.

– Цена – пятьсот. Вас это устраивает? – сказано это капитаном было так, что ничего другого в ответ, кроме «Хорошо, хорошо, пусть пятьсот!», Голландец и не рассчитывал услышать.

– Ее сейчас привезут. Тогда подождите здесь, я пока доделаю дела…

И Голландец на секунду зажмурился от вспыхнувшего под потолком света.

Кафель до потолка, ванная в углу, мощная, как авианосец класса «Миссури». Шторка полукругом. Унитаз в другом углу. Шкафчик для полотенец. Раковина-стойка с золотым краном. И хотя убранство комнаты, куда занесло Голландца, располагалось на площади не менее пятнадцати квадратных метров, все равно это была не спальня. В спальнях не бывает унитазов.

Не раздумывая и секунды, он с рюкзаком на спине бросился в ванную и остановил колыхание шторки в тот момент, когда дверь открылась. Голландец стоял в кроссовках посреди ванны и старался дышать через раз.

Огромная волосатая рука втиснулась между стеной и шторкой и открутила кран. С потолка на голландца обрушился водопад ледяной воды.

– Что? – спросил хозяин, и рука его с растопыренными пальцами замерла над смесителем.

– Подлец… – уже не боясь быть услышанным, прошептал Голландец. Он дотянулся до крана горячей воды и открутил его. Вода стала умеренно теплой.

– А почему я должен вам доверять? Вы же мне не доверяете?

«Вероятно, кэп обиделся, что его заставили ждать в прихожей».

Волосатая рука взялась за второй кран, и пальцы, цокая перстнями размером с гайку на двадцать четыре, открутили его почти до отказа.

На голову Голландца обрушился почти кипяток. Он закрутил кран наполовину и вовремя отдернул руку. Перед ним, словно прося подаяние, опять появилась массивная волосатая длань. Хозяин проверял температуру душа. Убедившись, что не замерзнет и не ошпарится, он задернул шторку, чтобы вода не прыскала на кафель.

«Пятьсот тысяч долларов за неизвестную картину Ван Гога… Это все равно что пятнадцать миллионов рублей за никому не известное яйцо Фаберже».