* * *

На Западе пресса долго издевалась над «рафинированной пошлостью» внешнего вида Ким Чен Ира с его прическами в стиле помпадур, куртками с меховыми воротниками и длиннющими брюками, прикрывающими его дизайнерские ботинки на высоких каблуках, которые, в свою очередь, необходимы для того, чтобы компенсировать низкий рост. Внешность Ким Чен Ира достаточно точно соответствовала расистским и откровенно карикатурным стереотипам о злобных азиатах в стиле «Доктора Ноу»[33]. Такие стереотипы до недавнего времени распространялись на Западе и, надо сказать, до сих пор время от времени используются для характеристики китайцев и северокорейцев: иссохший злодей с прищуром, пальцы которого в крови, а в голове постоянно крутится мысль о мировом господстве.

Северокорейские перебежчики часто утверждали, что на самом деле популярность Ким Чен Ира в народе значительно уступала той поддержке, которую имел его отец. Но были и такие, кто восхищался тем, что они называли артистическим гением. Хотя сам Ким Чен Ир никогда не создавал произведения искусства, его волшебное влияние на всю индустрию культуры Северной Кореи хорошо известно. Люди, знавшие Ким Чен Ира лично, говорили, что его индивидуальность, его характер больше соответствовали темпераментному актеру, а не политическому деятелю. Одновременно с ростом своего влияния в Орготделе Ким Чен Ир получил еще одно назначение: он стал главой Отдела агитации и пропаганды (ОАП).

Существует достаточно верное объяснение, почему Ким Ир Сен допустил то, что реальная власть перешла в руки его сына: он просто не заметил, как и когда это происходило. Являясь руководителем ОАП, Ким Чен Ир придал новый импульс культу личности своего отца – уже используя весь артистический арсенал. Старший Ким, в свою очередь, был просто ослеплен видами растущего как на дрожжах города – ЕГО города. Куда бы он ни отправился, на него глядел его же собственный солнцеподобный лик. Даже в тех случаях, когда на картинах или в скульптурных группах образ Ким Ир Сена прямо не присутствовал, всем было ясно – то ли из памятных табличек, то ли из речей или текстов, что данная монументальная работа на самом деле О НЕМ. Вдохновлена ИМ. Является отражением ЕГО величия.

Совершенно очевидно, что младший Ким очень рано осознал, что его отец падок на лесть. Положение Ким Чен Ира как руководителя ОАП позволило ему эксплуатировать эту слабость отца в полном объеме. В философии он подхватил зарождающуюся концепцию чучхе, или – как перевел это понятие один комментатор – «субъектного мышления», только для того, чтобы сконцентрировать ее вокруг идеи «Верховного Лидера» или «Великого Вождя». «Человек является властелином всех вещей», – таким образом часто передается суть идей чучхе, что приводит к глубоко ошибочному выводу о том, что чучхе представляет собой грубый, плакатный экзистенциализм. На самом же деле, доктрина чучхе прямо утверждает, что все люди нуждаются в некоем Верховном Лидере, который руководил бы их жизнями. А в Корее таким Лидером может быть только один человек.

Под воздействием Ким Чен Ира идеи чучхе преобразовались в кимирсенизм, который предполагает, что Великий Вождь руководит партией (а к 1973 году партию де факто можно было отождествлять лично с Ким Чен Иром), а партия, в свою очередь, ведет за собой народ. Любой, кто поставит под сомнение идеологию кимирсенизма, оформившуюся после разгрома «фракции Капсан», объявляется реакционером. Этого обвинения опасались абсолютно все – никто не хотел рисковать. К этому времени для всех жителей КНДР стал ясен основной принцип системы правосудия страны: если тебя обвинили в политическом преступлении, ты уже виновен. Наказание за это могло варьироваться от высылки из Пхеньяна, если бедолаге повезло жить в этом городе, до «отправки в горы» – местный эвфемизм, означающий заключение в ужасных условиях трудовых лагерей для «перевоспитания», из которых многие так и не вернулись, и даже до публичной казни. В большинстве случаев наказание распространялось не только на провинившегося, но и на всю его семью в трех поколениях. В 1973 году специально для защиты кимирсенизма было создано Министерство охраны государственной безопасности, наводящее ужас повибу – так северокорейцы называют это министерство, вездесущую политическую полицию, которая следит за всеми и подчиняется напрямую Ким Чен Иру как руководителю орготдела.

Таким образом, монолитная идеологическая система, созданная Ким Ир Сеном, была развита и укреплена Ким Чен Иром, которого официально стали именовать «Любимым Руководителем». Обожествление Ким Ир Сена – в политике, философии, культуре и искусстве, в повседневной жизни – было использовано его сыном как мощное орудие перехвата реальной власти. Это удалось ему настолько, что влияние Ким Чен Ира стало даже превосходить влияние его отца, который де-юре (и в значительной мере де-факто) оставался руководителем страны до самой своей смерти в 1994 году.

Прогуливаясь по пустым залам Корейского музея изобразительных искусств, я открываю для себя более богатую историю современного искусства страны, которая не заканчивается однотипными картинами вроде «Девочка-мать» или многочисленными изображениями Кимов. Его корни уходят в первые десятилетия существования северокорейского государства. В коридоре за главным залом, где расположились временные выставки, висит несколько небольших картин, написанных маслом и датирующихся промежутком между 1940 и 1950 годами. Лишенные нарочитого идеологического содержания, эти произведения как глоток свежего воздуха: образы другого времени и других мест. Например, пейзажи Мун Хаксу, южнокорейского живописца, который бежал на Север перед войной и жил здесь до самой смерти в 1988 году. В его картинах ощущается явное влияние Делакруа, которое отрицает госпожа Квак, после того как я делюсь с ней своими соображениями. Она настаивает, что «это всё истинно корейское».

Наконец, нас приводят на третий этаж музея, куда обычно иностранцев не приглашают. Тут перед нашими глазами предстает вся история живописи КНДР вплоть до наших дней. Мы проходим в самые дальние комнаты, чтобы начать нашу экскурсию с 1950-х и 1960-х годов – периода значительно большей художественной свободы в сравнении с сегодняшним днем. Конечно, там нет и намека на абстракционизм или экспрессионизм, но всё же разнообразие индивидуальных стилей живописцев заметно сразу – от советского социалистического реализма до французского импрессионизма. В центре картины 1961 года, которая называется «Любовь», две юные девушки, ловящие рыбу с лодки. Это – идиллический пейзаж, который можно было бы принять за работу Дега или Сёра, если бы не корейские лица. Я опять отмечаю возможное французское влияние и говорю об этом госпоже Квак, которая отрицательно мотает головой: «Нет-нет-нет. Всё – чисто корейское». Очевидная неправда – южнокорейские историки искусства нашли документальное подтверждение того, что многие северокорейские художники во времена японской оккупации отправлялись учиться живописи в Японию, где в большой моде был французский академизм.

К началу 1960-х годов культ личности Ким Ир Сена начал отражаться в изобразительном искусстве. А в 1970–1980-х годах, по мере роста влияния Ким Чен Ира, живопись становилась всё более дидактичной и ограниченной – как стилистически, так и содержательно. Классическим примером китча тех лет выступает картина Ли Донхи, на которой неуклюже изображены две крестьянки с тупейшим выражением радости на лицах, стоящие в грязи у реки на фоне весеннего деревенского пейзажа с большой горой на заднем плане.