– И мы уже почву готовим. Ваш интерес непременно учитываем.

– Новости смотрю. Сводки из Ульяновской области мне на стол ложатся. – Глотов поднял глаза на собеседника. – А ты почему про нападение на ваши склады в Наро-Фоминске молчишь? А?

Хусейнов дернул головой.

– Волновать не хотел. Там же все обошлось. Мы до приезда милиции успели точку зачистить. Не думал, что вам это интересно.

– С вашими абреками надо ухо держать востро. Кто на склад напал, кто стрельбу поднял? Кому это понадобилось?

– Точно пока не выяснили. Но найдем, – твердо пообещал Хусейнов.

Глотов внешне оттаял, еще плеснул коньяку, затем мечтательно потер руки:

– Давай за успех твоего пса выпьем. Настоящий боец. Только для начала я тебя со своим смотрителем псарни познакомлю, – после чего пытливо посмотрел на гостя.

Тот подвоха не учуял, согласно кивнул, посчитал дела решенными. Дверь кабинета отворилась, вошел Ларин. Хусейнов чуть было не поперхнулся коньяком, узнав в пришедшем того, кто стрелял на складах, того, кому удалось уйти у него из-под самого носа. Узнал, но промолчал, ждал, что скажет Глотов. А Александр Филиппович продолжал разыгрывать из себя простака, который не понимает, что творится у него под носом.

– Ты вот ему скажи, – показал он Ларину на Хусейнова. – Тебе сегодня мою собаку было жалко? А то он Горца пожалел.

– Этих собак для боя и вывели, и разводят. Не было бы собачьих боев, они бы и на свет не появились, – ответил Ларин. – Они своей смертью за жизнь своего вида людям платят. Тут – как с домашними свиньями. Их очень много на свете, куда больше, чем диких. Но свиньи существуют лишь для того, чтобы их убивали и ели. Потому мне ни их, ни бойцовых собак жалко не бывает.

– Вот-вот, слышишь, что неглупый человек говорит, – оживился Глотов. – Свиней убивать надо.

Хусейнов нервно повел головой, почувствовав, куда клонит Глотов, а тот продолжил:

– Ты, свинья, почему не признаешься, что его узнал? Или не понял, что я его специально для этого сюда и пригласил?

– Я... Александр Филиппович... просто сейчас не понял. Думал, а вдруг он не на вас работает…

– Тогда десять раз должен мне был об этом сказать!

– Это он на складе был, – вставил Ларин. – И ему сканер в руки отдали. Он там главный.

– Следишь за мной, – протяжно вымолвил Глотов, поднимаясь из-за стола. – Сам следишь, или твой хозяин приказал? Мои люди, как видишь, не спят. Они каждый твой шаг видят.

– Приказали мне. Сам бы я никогда не осмелился. Вы же такой человек... высокопоставленный, – промямлил Хусейнов.

– Ну, так вот, передашь своему, что если я еще раз подобное обнаружу, то не быть ему этим самым имамом, как не быть ему халифом или Аллахом. Мы или в одной связке, или каждый по отдельности. Твои люди старика Ходжу по дороге в Москву выкрали. А мне ты об этом и словом не обмолвился. Где бумаги, которые он вез?

Ларин видел, как вытянулось лицо Хусейнова, как дрожь прошлась по его телу. Порученец попал между двух огней – крутой нрав президента автономии был известен ему не понаслышке. Тот мог позволить себе в республике практически все, что угодно. Захоти он – и отрубленную голову Хусейнова выставили бы на всеобщее обозрение, надев на пику кованой ограды президентского дворца. Подобное пока прощалось Москвой в обмен на лояльность и мир. А потому Андрей решил рискнуть, добавить то, чего сам не видел, но что вполне могло иметь место. Ведь люди склада Хусейнова или Глотова доверяли только самим себе.

– Я тогда на складе в его кейсе потертую красную кожаную папку заметил, – сказал Ларин. – Еще подумал, что эта вещь явно не из его «гардероба», а чужая.

И оказалось, что Андрей попал в цель. Хусейнов вздрогнул, а Глотов прищурился.

– Открывай свой сраный кейс! – гаркнул Александр Филиппович. – А я-то думаю, какого черта ты его ко мне крышкой поворачиваешь, когда внутрь лезешь.

Хусейнов вцепился в свой серебристый портфель, огляделся, а затем, вскочив, бросился к двери. Ларин подставил ему ногу и схватил за плечо. Порученец «презика» попытался его ударить, но тут же почувствовал, что не стоило этого делать. Занесенная для удара рука была перехвачена. Ларин заломил ее за спину и заставил Хусейнова уткнуться лицом в стол.

Глотов даже рот приоткрыл от удивления.

– Лихо.

– Александр Филиппович, – Андрей чуть ослабил хватку. – Я не зря его остановил?

– Ты все правильно сделал, – ухмыльнулся хозяин имения. – Просто мысли мои читаешь.

Глотов принялся возиться с замочками кейса. Крутил колесики, но защелки не поддавались.

– Разрешите мне, – предложил Ларин.

– Можешь его уже отпустить. Больше не будет дергаться.

Андрей подцепил лезвием перочинного ножа колесики и просто выломал их из замка, затем поднял крышку, извлек потертую кожаную папку старика Масудова, присмотрелся к ней с разных сторон и со словами «она самая» отдал ее Глотову.

Хусейнов грозно дышал у него за спиной. Глотов быстро пролистал документы, удовлетворенно кивнул, пробормотав: «Да», и добавил, обращаясь к Андрею:

– Можешь идти. И не вспоминай о том, что здесь видел и слышал. На людях он для тебя по-прежнему Иван Петрович Хусейнов – уважаемый член общества, а не «свинья».

Ларин вышел. Хусейнов стоял, растирая болевшую руку. Александр Филиппович спрятал папку в сейф.

– Это тебе наука, – проговорил он. – Когда настоящим делом займетесь?

– Вы о Москве? – тихо осведомился порученец.

– Естественно. Остальное меня интересует во вторую очередь – провинция лишь фон.

– Рискованное дело, – замялся Хусейнов. – Исполнители есть. Их обеспечивает Тангаев. Но, может, лучше будет просто установить кеги с газом в людных местах; ну, а потом их оперативно найдут правоохранительные органы. Один анонимный звонок... Пресса раздует угрозу.

– Боишься руки испачкать?

– Не в этом дело, Александр Филиппович. Но в противном случае мне придется убрать всех исполнителей раньше, чем их вычислят и возьмут.

– Вот и уберешь.

– Тангаев грамотно подстраховывается. Это будет не так просто. Давайте основной упор делать на провинции.

– Все, что происходит в провинции, жителя столицы мало волнует. Ему что Нальчик, что Минеральные Воды, что какой-нибудь Мухосранск или землетрясение в Чили. И верховная власть прислушивается в первую очередь к москвичам. Они – барометр государственной погоды. Только после того, как здесь бабахнет, когда в столице будут сотни трупов, в Кремле начнут чесаться, станут искать срочное решение. Без трупов в Москве ничего не выйдет. У руководства страны должны руки дрожать. Мне нужны трупы, много трупов в разных частях Москвы. Теракты должны пройти каскадом, так, чтобы за ними тележурналисты не поспевали. Только объявили о трагедии на станции метро – смачно, с картинкой, – а диктору новостей уже подсовывают срочное сообщение о том, что в гипермаркете прямо сейчас погибло не менее ста соотечественников. Именно москвичей-соотечественников! И если ты этого не понимаешь, то грош тебе цена. Тогда я и скажу свое тихое, но веское слово в Кремле. Ведь решение – вот оно, – Глотов ляпнул растопыренной пятерней по проекту президентского указа. Простое и элегантное, как рояль. Одним росчерком президентского пера все вернется на свои места. В столице воцарятся мир и порядок. Шахматная партия. Только наши фигуры успеют сделать за это время ой как много ходов! А Тангаева и его людей уберешь силами службы безопасности своего хозяина. Предъявим только трупы. И никак иначе. Большие дела так и делаются.