Спиридон был раздражен невозмутимостью старца Стоймира, его немного ироничным выражением лица. Казалось, Стоймир слушает священника вполуха, размышляя о чем-то своем. И в немалом смятении чувств, приведшем его почти в озлобление, Спиридон услышал, как Стоймир промолвил:

— Это все сказочки для глупцов! Истиной тут и не пахнет.

Добрыня предложил Стоймиру вступить в спор со Спиридоном, ведь в споре рождается истина. «Как говорят греки», — добавил при этом Добрыня, взглянув на Спиридона с какой-то хитринкой.

Спиридону не понравились ни взгляд Добрыни, ни его насквозь фальшивая улыбка. Священник внутренне напружинился, ожидая подвоха.

— О чем тут спорить, люди добрые? — пожав плечами, произнес Стоймир. Он встал со стула с таким видом, словно захотел размять ноги. — Этот человек наговорил тут много чего интересного. — Стоймир кивнул на Спиридона. — Мелева много, да помолу нет. Ясно одно, братья, желает сей чернец нам чужого бога на шею посадить. Его послушать, так на Иисусе свет клином сошелся! Мол, Иисус по воде пешком ходил и семью хлебами десять тысяч человек смог накормить. А после смерти Иисус вознесся на небеса, ибо он есть божий сын.

Прохаживаясь взад-вперед, Стоймир всплеснул руками, хлопнув себя ладонями по бедрам. На его лице появилась и пропала саркастическая усмешка. Глядя на ведуна, кое-кто из бояр негромко рассмеялся. Вельможи понимали, что Добрыня неспроста пригласил сюда этого старца, коего никто прежде не видел. Этот ведун должен каким-то образом доказать Спиридону превосходство языческих богов над Христом.

Отступив от Спиридона на три шага и повернувшись к нему лицом, Стоймир сказал:

— Наши люди, чернец, привыкли верить увиденному, а не сказанному. Признаюсь, по воде ходить я не могу и семью хлебами десять тысяч человек накормить не сумею. Зато я могу сделать вот так! — Стоймир взмахнул руками, будто собирался подпрыгнуть на месте, и пропал из виду, буквально растворившись в воздухе.

Спиридон невольно попятился, вытаращив глаза и торопливо осеняя себя крестным знамением. Он едва не выронил посох из своей правой руки.

По залу прокатился вздох изумления, бояре вскакивали с мест, толкаясь и переглядываясь между собой. Никто не мог понять, куда исчез старец в собачьей шубе.

Владимир сначала вскочил с трона, потом снова сел, глядя на то место, где сначала был и вдруг исчез на глазах старец в лаптях. Юлия слегка побледнела, не в силах скрыть свое волнение. Эти языческие колдуны всегда вызывали у нее страх!

И только Добрыня без малейшего смятения взирал на происходящее, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к дубовой колонне. Он взирал на Спиридона, растерявшего свою невозмутимость, с небрежной ухмылкой на губах, как бы спрашивая его взглядом: «Что ты на это скажешь, святой отец? Описано ли такое чудо в твоих священных книгах?»

Едва в зале поутихло шумное смятение, как снова прозвучал голос Стоймира прямо с того места, где он исчез из виду. Старец спокойным голосом обратился к Спиридону:

— Ты меня не видишь, чернец, а я тебя вижу. Ответь мне, мог ли Иисус сотворить такое же?

Спиридон вновь попятился, растерянно вращая глазами, поскольку он слышал невидимые шаги по полу, ведун-невидимка явно перемещался с места на место. Спиридон едва поднял руку, чтобы перекреститься, и в этот миг невидимая рука сдернула клобук у него с головы и швырнула на пол.

Бояре ахнули хором, образовав широкий круг вокруг испуганного Спиридона, вполголоса бормотавшего молитвы на греческом языке.

Сброшенный с головы священника клобук вдруг стал подниматься вверх, повиснув в воздухе на полсажени от пола. В следующий миг Стоймир возник из воздуха, как видение. При его появлении бояре шарахнулись в стороны, как дети, наяву увидевшие привидение. Стоймир протянул Спиридону клобук, предлагая взять его. Однако священник не тронулся с места, с опаской взирая на ведуна в лаптях.

— Ну что, чернец, гожусь я в сыны божьи? — насмешливо обратился к священнику Стоймир.

Вскочив с трона, Владимир подошел к Стоймиру, коснувшись его обеими руками, словно желая удостовериться, что перед ним живой человек, а не бесплотный дух.

— Откуда ты взялся, старче? — спросил Владимир. — И как тебе удается становиться невидимым? Я впервые в жизни узрел такое диво!

— Родом я из Чернигова, княже, — ответил Стоймир. — С юных лет я постигал мудрость волхвов, живя с ними вдали от людской суеты. Прошел я все очистительные обряды и научился напрямую общаться с богами и душами предков. От наших древних богов обрел я многие чудесные навыки, в том числе и умение быть невидимым. Еще могу будущее видеть и хвори разные лечить.

— Да ты, дедушка, просто чистый клад! — воскликнул Владимир, легонько приобняв Стоймира одной рукой. — Такой кудесник, как ты, мне давно надобен. Будешь мне служить?

— Буду, княже, — помедлив, промолвил Стоймир, — но при условии, что ты не станешь слугой христианского бога.

— Об этом не беспокойся, отец мой, — сказал Владимир. — Вера наших предков для меня дороже креста золоченого. — Владимир взял из руки Стоймира черный клобук и протянул Спиридону со словами: — Ступай, отче. Говорил ты красно, но не дошли до моего сердца слова твои. Ты счастлив, веруя во Христа, а моему народу и с дедовскими богами хорошо живется. И чужого счастья нам не надо.

— Тебе говорено было, зять мой, бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе, — скрипучим недовольным голосом молвил боярин Туровид, ведя разговор с Добрыней. — Помнишь, как кое-кто из мужей новгородских уговаривал тебя не затевать кровавую распрю с Ярополком? И я о том же тебя просил. Так ты тогда уперся, как бык. Готов был для племянника своего горы свернуть! Привел варягов из-за моря, новгородцев взбаламутил, чудь и кривичей в поход на Киев двинул. Добился ты своего, сын мой, посадил Владимира на стол киевский. И что с того? — Туровид криво усмехнулся, а его большие, темные, воловьи глаза сердито блеснули. — Пять лет Владимир княжит в Киеве, и все это время, зять мой, ты меч в ножны не вкладываешь, то с ятвягами воюешь, то радимичей к покорности приводишь, то на вятичей походом идешь. Ныне вот полочане непокорность проявили, опять на тебя сия забота свалилась, зятек. Владимир-то живет — не тужит в Киеве, сладко ест и мягко спит, с наложницами развлекается напропалую, а ты, сын мой, мечешься с войском по Руси из края в край, спасая от развала державу Рюриковичей.

Добрыня, сидя за столом, с мрачным видом уплетал просяную кашу с хлебом, постукивая деревянной ложкой о край глиняной тарелки. На его высоком лбу залегли суровые морщины, давно не стриженная борода придавала ему сходство с отшельником, вышедшим из леса.

— Полочан ты ныне примучил, но надолго ли? — тем же ворчливым тоном продолжил Туровид, сидя на скамье у печи. — Радимичи и вятичи тоже небось токмо и ждут случая, чтобы выйти из-под власти Киева. Поляки того и гляди опять Волынь к рукам приберут.