По внешнему виду Яробка выглядела лет на сорок. У нее было белое овальное лицо почти без морщин, на котором ярко смотрелись алые уста и крупные дерзко любопытные темные очи. Волховица была высокого роста, плотного сложения, заячий шугай еле сходился на ее крутой груди. Темная коса на ее голове была уложена венцом.

— Здравствуй, боярыня-краса, — с полупоклоном поприветствовала Яробка Мечиславу. — Ведаю я про твою тугу-печаль, потому и пришла сюда, чтобы помочь тебе.

Мечислава удивленно приподняла брови, узнав от волховицы, что свой таинственный обряд она будет проводить в амбаре. Верея выразительно глянула на Мечиславу, мол, не спорь и не упрямся: ворожее лучше знать, в каком месте колдовать.

— Ты все ли приготовила, как я просила, кума? — обратилась Яробка к Верее.

Та с готовностью закивала головой, повязанной белым платком.

— Вот и славно, — улыбнулась Яробка. — Давай показывай, хозяйка, где у тебя амбар.

Верея накинула на себя лисий шушун почти до пят, повела знахарку и Мечиславу за собой. Выйдя из терема, три женщины пересекли двор и прошли под тесовый навес, где были устроены погреба и клети для различных припасов. Там же находился и амбар.

Хотя день был в разгаре, внутри амбара было довольно темно, поскольку здесь не было окон, свет проникал сюда лишь сквозь неплотно притворенную дверь. Тут пахло пылью, сухим голубиным пометом и зерном, которое было насыпано в мешки и в большие берестяные короба. Пол амбара был выложен камнем.

— Ну-ка, красавица, раздевайся донага и становись-ка вот сюда, — скомандовала Яробка, взяв смутившуюся Мечиславу за руку и подведя ее к расстеленной на полу рогоже. — Понимаю, что зябко сегодня, так ведь дело-то у тебя спешное. До лета ждать недосуг.

Хотя март был на исходе, однако ночи еще стояли морозные, а дневное солнце успело растопить лишь снег на крышах.

В холодном амбаре в воздухе висел пар от дыхания. Мечислава с видом обреченной решимости сбросила с плеч кунью шубейку, сняла с головы круглую парчовую шапочку с собольей опушкой. Верея услужливо протягивала свои руки, принимая от Мечиславы одну одежку за другой. Стянув через голову теплое шерстяное платье и тонкую исподнюю рубашку, Мечислава задрожала мелкой дрожью, ощутив своим голым телом промозглый холод амбара. Сняв с ног короткие сапожки и вязаные шерстяные чулки, Мечислава зябко переступала босыми ногами на грубой подстилке. Она машинально растирала свои плечи ладонями, ей казалось, что кровь застыла у нее в жилах. На порозовевших от мартовской прохлады округлых бедрах Мечиславы явственно проступили следы от тугих завязок, снятых ею вместе с чулками.

— Мед где? — нетерпеливо бросила волховица Верее, которая аккуратно складывала одежду Мечиславы на большую бочку, закрытую крышкой.

Верея суетливо метнулась в темный угол амбара, достав оттуда глиняный горшочек с широким горлом.

— Распаренный мед-то? — спросила Яробка, принимая горшок из рук Вереи. И сама же удовлетворенно добавила: — Вижу, что распаренный, теплом от него так и веет.

Подойдя вплотную к Мечиславе, Яробка принялась негромко бормотать заклинания. При этом ворожея окунала пальцы в жидкий мед и обмазывала этой липкой тягучей желто-прозрачной массой губы, шею, грудь и живот Мечиславы.

— Леля, богиня любви, к тебе я обращаюсь, — бормотала Яробка. — Твои чары да помогут мне в этом волховании. О Леля, милость твоя и благодать да снизойдут на заклинания мои! Пусть эти уста и эта шея, эти перси и это лоно будут так же сладостны для Добрыни, как сей мед. — Смазывая медом бедра и колени Мечиславы, Яробка продолжала тем же монотонным голосом: — Пусть эти белые дивные ноги будут желанны Добрыне, как хмельной мед. Пусть эти прекрасные чресла влекут Добрыню к себе днем и ночью. О Леля, напитай же силой мои заклинания!

Вымазав нагое тело Мечиславы сладким медом, пахнущим сотами, Яробка поставила горшок на пол и кивком указала Верее на короба с зерном.

— Давай-ка, голубушка, набирай пшеницу в пригоршни и обсыпай ею свою сестрицу с головы до ног, — повелительным голосом сказала волховица. — Ну же, живее!

Верея кинулась исполнять приказание ворожеи. Зачерпывая золотистые зерна горстями, Верея подбегала к обнаженной Мечиславе и подбрасывала пшеницу над ее головой. Закрыв глаза и опустив руки вдоль бедер, Мечислава чувствовала, как на нее обрушивается раз за разом пшеничный дождь, с дробным шумом осыпаясь к ее ногам. Часть зерен не осыпалась на пол, но прилипла к нагому телу Мечиславы, густо смазанному медом.

— Пусть Добрыня так же прилипнет к Мечиславе, как это зерно липнет к ней, — вновь забормотала Яробка, ходя вокруг Мечиславы с поднятыми руками. — Пусть сбудется мое заклинание, обретя невиданную силу. О Леля, к твоим ногам я припадаю и на твою милость уповаю! Где Любовь, там и жизнь. О Леля, без твоей милости не будет жизни на земле.

Закончив волхование, Яробка самым обычным голосом бросила Верее:

— Хватит зерно рассыпать, голубушка. Тащи-ка сестру свою поскорее в баню, а то она совсем закоченела. Пусть она помоется и отогреется. Завтра я вновь к тебе приду, принесу зелье приворотное. Как выпьет Добрыня это зелье, так на других женщин глядеть не сможет. Заодно и об оплате поговорим, — с хитрой улыбкой добавила волховица.

Лесное племя мерян и в былые годы неохотно платило дань Новгороду. Ныне же меряне и вовсе отказались впустить в свои городища новгородских даньщиков. Возможно, меряне брали пример с чуди заволочской, обитающей на реке Сухоне. Новгородцам покуда никак не удавалось покорить чудь заволочскую. А может, среди мерян появился отважный князь, который по примеру вятического князя Дробислава сподвиг своих соплеменников не склонять голову перед Новгородом.

В мае, когда закончился сев на полях, новгородцы собрали войско для похода на мерян. Участвовал в этом походе и Добрыня со своей киевской ратью. Добрыня договорился с боярами новгородскими о том, что после победы над мерянами новгородцы помогут Добрыне разбить непокорных вятичей.

Большого воинства меряне собрать не могли, это племя было немногочисленно. К тому же селения мерян были разбросаны далеко друг от друга в приволжских лесах. Разграбив самые крупные городища мерян, новгородцы и киевляне принудили здешних вождей признать над собой власть Новгорода. В этом походе в русском войске не было убитых. Раненые были от стрел и копий мерян, но погибших не было ни одного.

В начале июля Добрыня повел новгородско-киевскую рать с верховьев Волги к реке Клязьме, где лежали владения вятического князя Дробислава. По пути Добрыня задержался в Ростове, где после гибели варяжского конунга Хольмфаста княжил Бремислав, выходец из коренной местной знати. Ростовские кривичи, как и кривичи суздальские, добровольно признали власть Владимира. Жители Ростова и Суздаля тяготели к богатому Новгороду, к торговым речным путям, по которым мимо них ежегодно шли караваны купеческих судов. Суздальцы и ростовцы тоже ополчились на князя Дробислава, который со своей буйной дружиной доставлял им немало хлопот. Дробислав промышлял грабежом и разбоем, изловить его в дремучих лесах было очень трудно. Кривичи и новгородцы давно слышали о таинственном граде Клещине, затерянном где-то среди лесов и топей. В этом граде князь Дробислав хранил награбленное добро, там постоянно находилась его семья и семьи его дружинников. Многие люди слышали о граде Клещине, но никто не ведал, где его искать. Даже покорившиеся Киеву приокские вятичи не знали, где расположен Клещин. Никто из них ни разу не бывал в этом городе.