Вот и он, оказавшись взаперти в бетонной пещере бункера, почувствовал себя отчасти пещерным человеком. Логика, рассудительность отступили на второй план, а откуда-то из глубин подсознания пришла злость и твердое желание сыграть в свою игру, сделать все по-своему, наперекор обстоятельствам и воле Акундина.

Прижавшись к шершавой стене, Глеб чутко вслушивался в неясные отзвуки, наполнявшие подземелье. Вот где-то далеко прогрохотал поезд метро. Вот чуть слышно падают капли воды. Ровный фоновый шум – это тоже вода, ревущий поток, проносящийся по трубе. Изнанка города, неведомый для большинства москвичей мир подземных ходов, тоннелей, каверн, рукотворных и природных пещер, подвалов и склепов, технологических помещений и заброшенных военных объектов, монашьих келий и тайных узилищ, линий обычного и секретного метро, связанных воедино коридорами, переходами, лазами, гротами, представился Глебу трехмерным лабиринтом, запутанной головоломкой, требующей немедленного решения. Но прежде еще предстояло выбраться из бункера.

Неожиданно захотелось подстегнуть организм каким-нибудь стимулятором. Глеб хорошо помнил, как это – когда сознание расширяется до невообразимых пределов, когда знаешь и понимаешь все, а мир вокруг становится совсем другим, необычным, замысловатым, но в то же время более понятным.

В тросиках тонких

Запуталось сердце,

Как птица в силках

Стучится и бьется,

Откроешь в груди

Заветную дверцу

И видишь – дай слабину —

И сорвется.

А чтоб не провисали тросики,

Нужны хорошие «колесики»!

«Неужели правду говорят, что бывших наркоманов не бывает», – вздрогнул Глеб.

Стихи, написанные в «торчальный» период жизни, всплыли из памяти сами собой, а за ними потянулись те воспоминания, от которых он хотел бы избавиться. Хотел – да не мог.

Чтоб не болела голова,

Нужна хорошая трава.

А если заболит душа,

Не вылечишь без гашиша.

Он много чего написал тогда, особенно когда мучился в череде ломок, пытаясь в очередной раз «соскочить».

Сломаю пальцы,

Посею в поле.

Пусть ногти зайцы

Грызут на воле.

Не все стихи были такими мрачными и безумными. Например, Глеб буквально за несколько минут, на волне «прихода», сочинил несколько глуповатых куплетов, которые в итоге стали чуть ли не народной студенческой песней, исполняемой по всем общагам столицы:

Граждане, я старый наркоман.

Для меня всего дороже план.

Впрочем, вру – дороже плана

Анаша-марихуана,

От нее впадаю я в нирвану.

Есть такая травка – конопля.

Зеленеют целые поля.

Забиваешь папиросу —

Дым стоит, не видно носу.

Весело вращается Земля!

Водка отравляет организм.

Водка – это путь в алкоголизм.

Лучше уж, чем так травиться,

Всей толпою обкуриться —

Сразу попадешь в коммунизм.

– Все, хватит! – оборвал себя Глеб. – Нужно сосредоточиться. Из этой норы должен, должен, должен быть выход!

Опершись спиной о стену, он еще раз обшарил бункер глазами.

«Это как бы два гейма – квест на выход отсюда и «бродилка», чтобы выбраться из подземелий, – подумал он, закрыв глаза. – И я обязательно должен выиграть. Должен. Хотя бы ради… Милки. Да, ради нее».

Мысль о рыжей девушке, которую они с Акундиным, а фактически он один, Глеб Погодин, подставил, наведя на ее квартиру убийц, не давала Глебу покоя. Пожалуй, впервые в жизни он ощутил тревогу за другого человека. Эта тревога грызла его изнутри, постоянно подталкивая к немедленным действиям. Вкупе с пещерной злостью в душе Глеба она образовала гремучую смесь, требующую выхода. И он взялся за дело…

Начать пришлось с обследования бункера. Глеб скрупулезно обшарил все закутки, шкафы, тумбочки, ящики, приборы, контейнеры в поисках хоть какого-то намека на выход. Одновременно он искал инструменты, которые смогли бы помочь открыть или взломать дверь.

Удача улыбнулась ему дважды. Во-первых, Глеб обнаружил на дне здоровенного железного шкафа, под грудой противогазных сумок, брезентовый чехол с набором слесарных инструментов – гаечных ключей, отверток, плоскогубцев, всевозможных зубил и плашек с метчиками. Правда, инструменты были здорово попорчены ржавчиной, но в принципе ими вполне можно было пользоваться. А во-вторых, выяснилось, что если открутить воздушный фильтр, снять решетку и демонтировать вентилятор, то можно пролезть в воздуховод, который в любом случае должен выводить на поверхность. Советские инженеры создавали бункер и оборудование для него надежно, на века, но все тут было нацелено на то, чтобы не допустить проникновения в убежище извне, а не наоборот, так что у Глеба имелся неплохой шанс выбраться.

Отвинчивая гайки на кожухе фильтра, он вдруг понял, что совершенно не волнуется. То ли нервная система, перегруженная впечатлениями последних дней, перестала остро реагировать на критические ситуации, то ли он просто привык к перманентному стрессу и не замечал его, как люди привыкают к ноющему зубу и годами живут с болью, не обращая на нее внимания.

Так или иначе, но Глеба в данный момент куда больше волновала проблема с гайками. Покрытые защитным слоем цинка, за минувшие с момента постройки бункера десятилетия в сыром подземном воздухе они все равно корродировали, намертво прикипев к резьбе. Пока Глеб догадался обстучать гайки молотком, чтобы они «стронулись», пока вспомнил школьный курс физики и нарастил гаечный ключ, примотав к нему монтировку, тем самым увеличив плечо рычага, – прошло немало времени. Ссадив пальцы, изматерившись и вспотев, Глеб наконец-то снял тяжелый кожух и устало присел рядом. Ему очень хотелось курить, но сигареты остались на лоджии у Милки.

– Чем быстрее я отсюда выберусь, тем быстрее покурю, – заверил себя Глеб и вновь взялся за инструменты.

Чтобы выволочь из трубы тяжеленный турбовентилятор, ему пришлось обрезать брезентовые ремни с полутора десятков противогазных сумок и связать из них импровизированную бурлацкую лямку. Глеб стонал от натуги, проклиная советскую оборонную промышленность, не жалевшую чугуна и стали на подобные изделия. Когда горловина воздуховода освободилась, в свете фонарика стала видна еще одна решетка, перегораживающая полуметровую в диаметре трубу.

– Это просто издевательство какое-то! – взвыл Глеб, хватаясь за сумку с инструментами.

Пожалуй, борьба с последним на пути к свободе препятствием оказалась самой драматичной и напряженной. В узкой трубе было крайне неудобно орудовать гаечными ключами, а скопившаяся за долгое время пыль мешала дышать и смотреть, забивая нос, рот, глаза, даже уши. Но Экклезиаст был прав, все в этом мире имеет предел и окончание, нашлись они и у решетки.

– Пять минут на отдых – и вперед, – объявил Глеб, растянувшись во весь рост на ящиках возле разобранного воздушного фильтра.