стоянке техники бездельничала вооруженная охрана – двое парней с дробовиками. Один из них, черноусый, со скучающим видом сидел на козырьке над складскими воротами, а второй, поставив двустволку возле колеса, копался под капотом старого трактора – на его мускулистом локте, торчащем наружу, виднелась сложная цветная татуировка. Кроме них, Постников заметил на крыше главного особняка небольшое подобие смотровой площадки, на которой были сложены мешки, а из-за них хищно выглядывала узкая воронка пулеметного ствола – кажется, это был «Утёс». Он попал в настоящее разбойничье логово, но усталость настолько задавила все тревожные предчувствия, что хотелось только передохнуть – а там уж будь что будет.

Мимо простучали ботинки, и камуфлированный абрек-автоматчик с обритой до блеска головой опрометью взлетел на крыльцо и скрылся в хозяйском доме. Елизавета подозвала второго охранника, занятого тракторным мотором (его звали Леон) и стала что-то шептать ему на ухо, в то время как он вытирал пестрые от наколок руки ветошью и без особого интереса глазел на незнакомца.

Шагов или иных звуков позади за спиной Постников так и не услышал. Но в эту самую минуту перед его глазами пролетела вдруг длиннейшая искра красивого зеленоватого цвета, и он кубарем полетел головой прямо в бетонную плиту – ему врезали сзади. Никакого удара при падении уже не ощутил.

Очнулся он оттого, что зверски гудел череп. Мысли в нем плавали отстраненно, словно чужие, но Постников все же смог понять, что он лежит в позе эмбриона, обхватив голову локтями, на холодном и жестком полу. Отсюда ему было видно, как грузчики, не обращая на произошедшее внимания, все так же таскали кули с зерном или мукой.

– Вставай, эй! – стегнул окрик с резким южным акцентом. – Руки на голове!

Проведя ладонью по лицу, Постников увидел на ней кровь. Располосовало скулу – наверно, тащили лицом по гравию.

Поморгав, он сконцентрировал зрение и увидел наведенный на него автоматный ствол с толстым пламегасителем и злобную физиономию того самого бритоголового малого. Настроен бритый череп был крайне решительно. Постников медленно поднялся на ноги, потому что его покачивало, словно пьяного, и обхватил затылок сплетенными пальцами. Там, на затылке, уже успела набежать шишка в полкулака и ломило голову так, что отдавалось в плечах. Похоже, досталось ему автоматным прикладом – окружающее до сих пор плавало перед глазами и то и дело подкатывал рвотный позыв.

– Э, Саид? – вопросительно крикнул человек с крыши, и между ним и бритоголовым Саидом произошла короткая, но оживленная беседа на непонятном Постникову восточном языке. Он разобрал в гневных и обвинительных репликах бритоголового только одно слово, которое ничуть не утешило его в этой ситуации – «диверсант».

– Да ладно! – изумился татуированный механик. – Так шпион, стало быть? А чего на ферме ему шпионить?

Постников закашлялся и присел на корточки. Его немедленно вырвало – рыбный пирог ничего не пошел на пользу. Минуты две-три он отплевывался, пока дурнота не унялась. Сразу полегчало.

– Что творишь, ты, скотина безрогая? – сказал Постников, поднимаясь на шаткие ноги.

– Э, двигай! А ну к сарай пошел! – гортанно рявкнул бритоголовый и положил руку на автоматный затвор.

Постникова привели в сарай – точнее, в приличного размера гаражный бокс – толстые бетонные стены, гулкая пустота и темнота после наружного света. Со звоном зажглись настенные плафоны, и весь гараж в мгновенье был залит режущим синеватым сиянием. Места внутри было с избытком, можно было поставить туда полдюжины «КамАЗов», но в там оказался всего лишь один грузовик и в углу лежали тюки брезента. Возле них со скучающим видом курили двое бородатых вооруженных боевиков, которые полностью были поглощены своей негромкой беседой. Обострившееся за последние дни чутье немедленно подсказало Постникову, что его собираются упрятать под этот самый брезент, предварительно прострелив ему голову.

Саид приказал, чтобы он остановился, зашуршал бумагой и принялся с напряжением читать, проглатывая слова и запинаясь в трудных местах:

– Решением полевой судебный комиссий Объединенный халифат ад-Дауляту ль-Исламийя неизвесны нарушитель и явны диверсант, посланный пре… прес-туп-ным режимом, приговаривается к высший мера пересечений на основани указа о соб-лю-дени шариатски законности на освобожденных территориях… Эй, хватит это дерьмо ишак с меня!

Щелкнул очень отчетливо затвор, и сразу стало ужасно тихо. Однако тишина не оказалась недолгой – тут же прокашлялся и взревел с тяжким урчаньем, невыносимо громко в замкнутом помещении мотор грузовика. Выстрелы заглушать, стало ясно Постникову.

Постников не стал отворачиваться, несмотря на распоряжение бритоголового исполнителя. Поэтому ему была хорошо видна недовольная физиономия Леона под белым бликом от лампы, сидящем на лобовом стекле. Вот Леон дернулся, будто кто-то невидимый тряхнул его за руку, склонился на сторону, прислушиваясь к чему-то, разогнулся, кивнул и внезапно заглушил двигатель. Тот сказал «брррумм-пых-пых» и заткнулся. Немного звенело в ушах и висел едкий запах дизельного выхлопа.

– Зря ты, э! – услышал Постников в повисшей тишине. – Намучаемся мы с ним – вот увидишь.

Ответом была фраза опять на незнакомом языке. Интонация, впрочем, была вполне внятной – ругань. Постников так и не увидел, кто был его невидимый спаситель.

– Выходи, с днем рождения тебя, – с кривой усмешкой кинул ему татуированный Леон, спрыгивая с подножки.

Он подтолкнул Постникова в спину и сказал, что пора обедать.

Под кухню была отведена одна из построек во дворе. Из ее красной металлической трубы валил белый дым, окна украшали бежевые узорные занавеси, а по мере приближения усиливался аромат по-настоящему хорошей стряпни. В дверном проеме кухни была посажена дверь, очевидно снятая с пассажирского вагона, зеленая снаружи и серая с внутренней стороны. За ее толстым стеклом, пересеченным двумя поперечными скобами, показалось движение, дверь открылась, и из кухни вылетела красная и распаренная женщина, с виду повариха. Она мелодраматично взмахнула полотенцем и закричала на Постникова:

– Ты откуда взялся такой облезлый? Ты чей-то раб? Говорят, ведьма тебя подослала?

Это была пропеченная жаром кухонной плиты тетка примерно того же возраста, что и жена Хаттаба. Ее звали Магда. Она кричала, чтобы работяги шли обедать, пропустить в кухню Леона с подконвойным Магда отказалась наотрез.

– Сказано – стеречь, – сказал ей Леон. – Из кухни ему не удрать, сказал.

– Чего ему в кухне ошиваться? – ругалась повариха, отмахиваясь полотенцем. – Там пищу готовят, и девчонки там. Да и куда ему драпать – вон, еле дышит. И как бы еще не оказался чахоточный – а то и еще чего… Может, у него сифилис или чесотка, откуда мне знать!

Столовались рабочие фермы в теплое время года на веранде из жердей, приколоченных к бревенчатому основанию, застеленному сосновой доской, и укрытому от