дождя легкой жестяной кровлей. Под навесом стояли параллельно друг другу два прочных и длинных стола, покрытых грязно-белым изрезанным пластиком, а вдоль них – четыре грубо сколоченные, но надежные скамьи, выкрашенные в коричневато-красный цвет.

Механик Леон привел Постникова к веранде и велел ждать. Постников присел на бугристый асфальт, повидавший немало на своем веку, и привалился спиной к жердям навеса. Он почувствовал страшную сонливость. Прилетел порыв ветра, швырнул на веранду пригоршню сухих осенних листьев, попал заодно в лицо, и это было восхитительно.

Кроме конвоира, устроившегося на деревянной завалинке веранды и немедленно закурившего самодельную сигарету, вблизи столовой сидел на куске буроватого войлока, постеленного прямо на утоптанную землю, старый человек с окладистой седой бородой. Голова старика была прикрыта чудной остроконечной шляпой, свалянной также из домашнего войлока, но более светлого оттенка. На кошме у него были аккуратно разложены завитки свежей зеленоватой коры и гибкие, нарезанные по единообразным размерам ветки. Старик из этих прутьев и полос коры плел корзину. Он был бос, за краем войлочного ковра торчали его черные намозоленные пятки. Возле них стояла пара отлично сделанных новеньких лаптей.

Глаз у плетельщика оказался хитроватый. Покосившись на Постникова, старик деликатно кашлянул и сказал:

– Вы по делу здесь – или вроде как турист?

– Родственники у меня в восточных краях, – ответил Постников.

Старик удовлетворенно кивнул раза три и не без важности продолжал:

– Так это вам ко мне надо было сразу обратиться. Я один могу вам в этом деле помощь оказать.

Вслед за тем он уткнулся в свое рукоделие и принялся сноровисто оплетать лозой корзинный остов.

– Вы чиновник по мигрантам? – удивился Постников. – Что-то не похожи.

– Нет, я главнокомандующий сухопутных сил, – смущенно сознался его собеседник. – И тут самый главный, если что. Я, например, географию знаю. Знаю, например, город Париж – столицу Кыргызстана.

Постников понял, что разговаривает с безумцем, но все же поинтересовался:

– Из чего это вы корзины плетете?

– Чаще всего лещина, ивняк тоже неплох. А ребра лучше всего еловые.

Старик выволок из-под кошмы ополовиненную бутыль с красным вином и приложился к ней.

– Планы строить – глупая затея. Это все бесполезно. Мы все умрем, эксперимент будет признан неудачным и закрыт, – сказал он, отхлебнув порядочно, крякнув и снова спрятав бутыль под войлок. В его словах слышалась горечь.

– Это ж такой ужас, такой мрак, что готовят все эти умники – просто слов нет… Сегодня доверия никакой существующей политической силе нет. Все они вруны, как один – все, все. Или действовать отныне своим умом или стать животными – выбор простой, как вы думаете?

– Не горюй дед, – ответил ему Постников. – Человеческая жизнь не так длинна, чтобы слишком много горя и глупости вместить.

Леон растер каблуком окурок и пояснил:

– Это же Имран-корзинщик по прозвищу Лозоходец. Он живет в лачуге за фермой, корзины плести умеет, воду искать умеет – небесполезный старикан. Его за это подкармливают и старую одежду дают. Только ум у него вышибло – таких сейчас хватает. Человек совсем безвредный, хоть и выпивает. Его шариатские не трогают. Да и какой здесь у нас шариат – все перемешалось, только все равно жизни никакой нету.

– Что сразу – выпивает? Я и закусить могу, у меня есть, – с некоторой обидой ответил Имран-Лозоходец. Он немедленно достал из-за пазухи красный помидор и принялся с аппетитом уписывать.

Из-за жердей высунулись красные щеки поварихи. Она сказала:

– Хватит языком чесать! А ты, слышь, тебя сказано покормить и глаз не спускать. Вон с парнями вместе пообедаешь, чтобы не устроил чего – человек ты непонятный, и чего ты такое – это еще вопрос. А потом Леон тебя запрет в каморке вон там – во флигеле для сезонных работников. И пусть сторожит, как ему велено. А теперь все за стол!

Она подошла к Леону и о чем-то говорила ему на ухо, жестикулируя обеими толстыми руками. Они тихо перепирались. Постников неодолимо съезжал в неодолимую дрему. Он успел увидеть, как Магда замахнулась полотенцем на рабочих, потому что они полезли толпой прямо в кухню и заорала:

– Куда?! Так и прут, дармоеды – на работу бы так! И этого на веранду волоките – гляди-ка, сморило его…

– Да, развезло приезжего, – говорил расплывчатый Леон. – На подосланного вроде не похож – но кто ее, ведьму, знает? Она же бешеная совсем.

– Никакую ведьму я не знаю, – пробормотал Постников уже во сне. – Мне бы только отоспаться. Дайте работу или просто пустите переночевать.

– Я не знаю, чем они думают в Эфраиме или в Дубов Граде. Но я могу им всем сказать: жить дальше стало невыносимо, – внушал кому-то невидимый Имран-Лозоходец. – Беженцы так и прут. Грязь, вши, инфекции, преступность. Сбиваются в ватаги, и без обороны никак нельзя. Дикие края, что и говорить. Вот что значит – поставили на руководство сумасшедших. Дурдом и есть!

15 глава

Не сон, а настоящий обморок. Очнулся Постников от толчка – кто-то несильно пнул в подошву его кроссовки, свесившуюся со скамьи.

С глазами творилось что-то неладное, и сослепу он долго тер их. Обеденная зона пустовала, если не считать одного неизвестного. Это был чернявый парень не старше трех десятков лет. Он казался малоподвижным, скупым и точным в движениях. Усы пробивались на его верхней губе еще молодым пушком, а лицо его неуловимо напоминало Пушкина, изображенного кистью художника-любителя из Баку. Одет он был в цифровой камуфляж для леса средней полосы. На скамье лежал небрежно брошенный снайперский балахон с бахромой, скрадывающей очертания, а из-под этой накидки высовывался кверху толстый ствол «Винтореза».

В этот час было совсем тихо, разве что со двора доносились неразборчивые голоса. Работники давно отобедали, посуды на столах уже не было.

– Вы или дурачок, или что-то другое, – очень спокойно сказал неизвестный. – Интересно, что вы такое.

Повисла тягучая тишина, свойственная минутам, когда ответить с ходу невозможно.

– Вы были на том хуторе, – продолжал парень, и Постников сразу почувствовал, как от него повеяло холодком могилы. – На хуторе, где прежде жила молодая ведьма Маклафлин.

Постников продолжал хранить молчание.

– Я видел, как вы подошли к сгоревшей деревне. Сидел засаде в роще и хотел подстрелить ведьму – но она же хитрющая, как змея, носа наружу не покажет. Она не женщина, она даже не человек. Сначала я думал, ведьма вас тут же и укокошит. Ну, или я вышибу мозги вам обоим. Но так не случилось, и если бы Хаттаб заранее знал, откуда вы пришли – то содрал бы с